Как и было сказано, “Там-Там” был территорией свободы, в буквальном смысле слова домом терпимости: здесь могли соседствовать примитивный панк-рок и забористый авангард, скинхеды и антифашисты, тишайшие вегетарианцы и буйные потребители всего, что можно купить за деньги. Это был не столько клуб, сколько сообщество вольных художников, постоянно выходивших за всевозможные флажки, – прежде всего потому, что флажки эти перестали соответствовать каким-либо реальным границам. Все здесь играли со всеми, каждая новая группа на сцене сулила что-то неизведанное, музыканты вольготно бродили по полю экспериментов, не подозревая, что поле это еще и минное, – или просто не обращая на это никакого внимания. Немудрено, что и в Эдуарде Старкове, для которого “Там-Там” быстро стал необходимой и достаточной средой обитания, быстро обнаружились самые разные ипостаси. К середине 90-х “Химера” начала плодить химер – побочные группы с удивительными названиями, неопределенным составом и свободным звуком.

Алексей Никонов

Первый концерт, на который я с Рэтдом попал в “Там-Таме”, – это была не “Химера”, это был параллельный его проект, назывался “Егазеба”. Они играли нойз, хотя тогда это не называли нойзом. Это была открытая группа, там мог играть кто угодно. Некий эквивалент “Поп-механики”, только утяжеленный во много раз.

Андрей Алякринский

“Егазеба” – это был музыкальный авангард. Там ничего никто не репетировал и никто ничего не придумывал заранее. Абсолютная импровизация: ни состава, ничего – кто попадался под руку, тот и играл. Перкуссионист Marksheider Kunst, покойный Паша Литвинов из “Аукцыона” – у них всех были там рядом репетиционные точки, и они с радостью вписывались во всякие затеи. Я помню только один концерт “Егазебы”. Эдик принес таз на сцену, намылился и стал делать у себя на голове какие-то разные психоделические фигуры – ну и подо все это игралась музыка совершенно невменяемая. То есть перформанс в чистом виде. Границ никаких не было – насколько далеко тебя может увести воображение, настолько далеко и заходило.

Эдуард “Рэтд” Старков

Есть такой фильм “Эльвира – повелительница тьмы”, главная героиня – ведьма Эльвира. Она как бы такая добрая ведьма. Потешная такая, смешная и с юмором. Но, если ей всякие подляны устраивать, она на них отвечает. Ну и однажды она приехала к своей бабушке, которая тоже была ведьмой. Пришла в дом, там стояли на полочке всякие препараты: разные скляночки, баночки… Она решила приготовить ужин для своего кавалера. Короче, она взяла скляночки, намешала все в кастрюльке, поставила на плитку, и все это стало там вариться. Варилось, варилось. И на одной скляночке там было написано: “Егазеба”. И она взяла насыпала туда этой “Егазебы”, сняла с плитки, принесла в гостиную. Открывает крышку, а оттуда такое чудовище выносится, которое и называется Егазеба. Ну вот у нас такой проект и есть – когда мы играем всякую дурацкую музыку. Такую – авангард ее называют… Экспериментальная, короче, музыка.

(Из интервью журналу Fuzz)

Виктор Волков

Потом Эдик сделал проект “Авдогесса”. Это был сплошной эксперимент. Там еще играл Тима Земляникин. Они выходили и давали такой экспириенс! Мне это трудно описать. Жалко, что почти никаких архивов не сохранили, – это нужно было снимать. У нас было много комнатушек, и они, “Авдогесса”, заняли одну на первом этаже на кухне. Там разделочная была. Однажды мы зашли туда: они явно чего-то приняли, Эдик лежит, трясется весь. Он ударился виском, хлещет кровь. “Авдогесса” в таком же виде и на сцену выходила.