– Началось! – торжественно объявил директор, приближаясь к ним.

– Поздравляю, – пожал ему руку Валериан Павлович. – Я директору клуба задание дал – карту района большую нарисовать. Мы ее в конторе повесим и будем флажками отмечать этапы пути. Наглядность – первый стимул для поднятия боевого духа.

– Правильно! Именно – боевого! – радостно согласился Литвиненко. – Для нас тайга – поле битвы, сотрудники леспромхоза – чудо-богатыри!

– А вы Кутузов, – подсказал Раппопорт.

– Почему нет! – воскликнул Юлий Иванович. – Смотрите – ширь какая! Силища человеческого волеизъявления!

И действительно, было на что посмотреть: в изумрудную глыбу тайги, сверкая топорной сталью, врезалась организованная жизнь. То и дело под ее натиском вздрагивали корабельные сосны, жалостливо скрипели и заваливались вбок. Лязгали гусеничным полотном бульдозеры, растаскивая поверженные деревья и оставляя за собой черные полосы развороченной сибирской земли, от которых тянуло теплым паром и запахом тысячелетнего перегноя.

– Какие тут цифры! – крикнул Литвиненко, скинул на руки подоспевшего Саньки Манукяна пиджак с рубашкой и в одной майке побежал обратно к вырубке. Там он выхватил из рук Прокопенчука топор и бросился рубить ближайшую сосну.

– А ведь прав Литвиненко! Мы еще поборемся! Планета наша! – неожиданно заявил Валериан Павлович, также заголяясь до пояса и устремляясь на подмогу директору.

– Пропади все пропадом! – задорно сплюнул главный бухгалтер, снял очки, аккуратно спрятал их в замшевый футляр, а сам футляр положил во внутренний карман пиджака, после чего лихо сбросил пиджак на землю и бросился к остальным.

Появление на вырубке начальства в полном составе воодушевило рабочий коллектив. Сосны посыпались, как спелые ржаные колосья под косой вологодского крестьянина. Бульдозеры не успевали уволакивать срезанные стволы. Осознав это, Юлий Иванович бросил топор и с пятью лесорубами вручную принялся оттаскивать с вырубки очищенные от веток стволы. Один из лесорубов затянул песню: «Жить надо в кайф! Ты потанцуй со мной!»

Разумеется, песню подхватили все остальные.

Домой Литвиненко вернулся ближе к закату, гордо продемонстрировал жене стертые до кровавых мозолей ладони и сел за стол.

– Не жалеешь ты себя, Юля! – вздохнула добрая женщина, выставляя перед мужем на стол полную тарелку супа.

– Брось, Кися! Что за казенщина?! Не жалеешь?! А где я до этого переутомился?! – отмахнулся Юлий Иванович, берясь за ложку. – Тут я, может быть, за много лет впервые полной грудью жизни глотнул! Может, и не надо мне в политику?! Чего там хорошего? И так живем, как микробы, без видимых побед! Вошкаемся!

– Значит ли это, что ты полку прибьешь? – по-своему поняла запал мужа Анастасия Петровна.

– Нет, – насупился директор. – Завтра менеджера из столярки тебе пришлю. Кстати, я сегодня домой не приходил?

– В каком смысле? – недоуменно вскинула густые брови супруга.

– Да так, – засмущался Юлий Иванович, – зайцы тут водятся особые. Мутанты. Ну, что еще нового?

– Олечка подралась с девочкой в школе, – сообщила Анастасия Петровна, – к директору вызывают. Завтра.

– Давай я сам в конце недели зайду. Все равно собирался, – предложил Литвиненко. – По плану у меня – в школу зайти, потом в больницу, а потом в клуб, с коллективами познакомлюсь. Вертолет проверить надо. Вдруг срочный вылет. Все-таки директор леспромхоза. Хозяйство огромное. Везде за этим авралом не успеешь. Да, Олечка неуживчивая у нас.

– Потому что одна, – высказалась супруга, – может эгоистом вырасти.

– Нельзя допустить, – вздохнул Юлий Иванович, – у нее впереди вся жизнь. Огромная и прекрасная. Пошли, Кися, на чердак?! Там сено свежее. На звезды посмотрим. Нам, директорам крупных леспромхозов, после рабочего дня полагается на звезды с законными супругами смотреть.