Я хочу посмотреть, в каком мы году. Газета подскажет.

Коричневые руки вытащили скрученную газету из холщового пакета от «Бордерс», развернули, поднесли к синим глазам, начинающим этот день коричневыми, как и руки. Сюзанна увидела дату – 1 июня 1999 года, изумленно покачала головой. Не двадцать лет, даже не тридцать, целых тридцать пять. До этого она и представить себе не могла, что миру удастся протянуть столь долго. Ее современники по прежней жизни, студенты, борцы за гражданские права, знакомые на вечеринках, aficionados[22] народной музыки, приближались к пенсионному возрасту. Некоторые наверняка умерли.

Хватит, оборвала ее раздумья Миа и бросила газету в урну для мусора, где она вновь скрутилась. Стряхнула грязь и пыль с голых ступней (из-за этой грязи Сюзанна не обратила внимания, что они другого цвета), потом надела отобранные туфли. Они немного жали, а носков не было, так что она наверняка натерла бы ноги, если б идти пришлось далеко, но…

Тебе-то что до этого, а? – спросила ее Сюзанна. Ноги-то не твои. И едва вымолвила эти слова, нет, не вымолвила, весь разговор-то шел у нее в голове, поняла, что, возможно, ошибается. Потому что ее собственные ноги, те самые, которые до поры до времени верно служили телу Одетты Холмс (а иногда и Детты Уокер), конечно же, давно канули в Лету, сгнили или, что более вероятно, сгорели в какой-нибудь муниципальной мусоросжигательной печи.

Но изменения цвета кожи она не заметила. Да только потом подумала: «Ты заметила, чего уж там. Заметила, но сразу отсекла эту мысль. И без того проблем хватало».

Но прежде чем Сюзанна успела продолжить поиски ответа на вопрос, как философский, так и физический, на чьих ногах она теперь ходила, началась очередная схватка. Боль скрутила живот, превратила его в камень, а бедра – в желе. Впервые она испытала неприятное и пугающее желание тужиться, вытолкнуть из себя младенца.

Ты должна это остановить! – закричала Миа. Женщина, ты должна! Ради блага малого, ради нас обоих!

Да, твоя правда, но как?

Закрой глаза, велела ей Сюзанна.

Что? Ты меня не слышала? Ты должна…

Я тебя слышала, ответила Сюзанна. Закрой глаза.

Сквер исчез. Мир потемнел. Она – черная женщина, все еще молодая и, несомненно, красивая, сидящая на скамье у фонтана и металлической скульптуры черепахи с мокрым от брызг, а потому блестящим панцирем. Не просто сидящая, но, похоже, медитирующая во второй половине этого первого теплого летнего дня года 1999-го.

Сейчас я на какое-то время отлучусь, продолжила Сюзанна. – Я вернусь. А пока сиди, где сидишь. Сиди тихо. Не шевелись. Боль должна уйти, но даже если она уйдет не сразу, сиди тихо. Двинешься – станет только хуже. Ты меня понимаешь?

Миа, возможно, испугалась, попав в незнакомую обстановку, но она точно знала, что ей нужно, да и ума ей хватало. Поэтому задала только один вопрос:

Куда ты собралась?

Обратно в «Доган», последовал ответ. Мой «Доган». Тот, что внутри.

Здание, которое Джейк обнаружил на другом берегу реки Уайе, являлось древним коммуникационно-наблюдательным пунктом. Мальчик им его описал, с какими-то подробностями, но скорее всего не узнал бы воображаемый «Доган» Сюзанны, базировавшийся на технологических решениях, давно уже отставших от жизни тринадцатью годами позже, когда Джейк покинул Нью-Йорк ради Срединного мира. При Сюзанне президентствовал Линдон Джонсон, на цветной телевизор смотрели как на диковинку, а для компьютеров из-за их величины приходилось строить целые здания. Однако Сюзанна побывала в городе Ладе