– Будь она жива, – голос аспекта Элеры вернул его к действительности, – допустила бы она, чтобы ты отдал свою жизнь ордену?

Искушение солгать было почти непреодолимым. Ваэлин знал, что сказала бы матушка, что бы она почувствовала, увидев его в этом одеянии, с лицом и руками, разбитыми и ссаженными в кровь на тренировках, как ей было бы больно. Но если сказать это вслух, это сделается реальностью, и от этого уже не спрячешься. Но Ваэлин понимал, что это ловушка. «Они хотят, чтобы я солгал, – осознал он. – Хотят, чтобы я провалился».

– Нет, – ответил он. – Она ненавидела войну.

Вот, он это сказал. Он ведет жизнь, которой его мать ни за что бы для него не хотела, он не чтит ее память…

– Она тебе сама это говорила?

– Нет, она говорила это моему отцу. Она не хотела, чтобы он уезжал на войну с мельденейцами. Она говорила, что ее тошнит от запаха крови. Она бы ни за что не хотела такой жизни мне.

– И что ты чувствуешь по этому поводу? – настойчиво спросила Элера.

Он машинально, не раздумывая ответил:

– Я чувствую себя виноватым.

– И все-таки ты остался, когда была возможность уйти.

– Я чувствовал, что мне следует быть здесь. Следует остаться с моими братьями. Следует узнать все то, чему может научить меня орден.

– Почему?

– Я… я думаю, потому, что так надо. Это то, чего требует от меня Вера. Я знаю меч и посох, как кузнец знает молот и наковальню. Я силен, проворен, ловок, и я…

Он запнулся, зная, что должен произнести это вслух, хотя ему этого ужасно не хотелось.

– И я умею убивать, – договорил он и посмотрел ей в глаза. – Я умею убивать, не колеблясь. Мне было суждено сделаться воином.

В комнате воцарилась тишина – слышно было только чавканье Дендриша Хендрила, жующего очередную вишню. Ваэлин посмотрел по очереди на каждого из них, удивляясь тому, что все они как будто избегали встречаться с ним взглядом. Реакция Элеры Аль-Менды его просто потрясла: она сидела, глядя на свои сцепленные руки, и вид у нее был такой, как будто она вот-вот расплачется.

Наконец Дендриш Хендрил нарушил молчание:

– Довольно, мальчик. Ты можешь идти. Смотри, ничего не говори своим товарищам, когда будешь выходить.

Ваэлин неуверенно поднялся.

– Испытание окончено, аспект?

– Да. Ты его выдержал. Поздравляю. Уверен, ты станешь гордостью Шестого ордена.

Его ядовитый тон недвусмысленно говорил о том, что, с его точки зрения, это не комплимент.

Ваэлин направился к двери, радуясь свободе: атмосфера в комнате была гнетущая, и под взглядами трех аспектов ему было не по себе.

– Брат Ваэлин!

Холодный, хриплый голос Корлина Аль-Сентиса остановил его, когда он уже потянулся к дверной ручке.

Ваэлин подавил тяжкий вздох и заставил себя развернуться. Корлин Аль-Сентис устремил на него свой пронзительный взгляд фанатика. Аспект Элера не поднимала глаз, Дендриш Хендрил взглянул на него рассеянным, скучающим взглядом.

– Да, аспект?

– Она к тебе прикоснулась?

Ваэлин, разумеется, сразу понял, кого он имеет в виду. Глупо было надеяться, что он сумеет избежать подобного вопроса.

– Вы имеете в виду Селлу, аспект?

– Да, Селлу-убийцу, отрицательницу и адептку Тьмы. Ведь ты помог тогда в глуши ей и предателю, не правда ли?

– Я тогда еще не знал их истинной сути, аспект.

Правда, скрывающая ложь. Ваэлин почувствовал, как на спине у него выступил пот. Только бы по лицу ничего не заметили!

– Это были всего лишь незнакомцы, застигнутые пургой. «Катехизис милосердия» велит нам относиться к незнакомцу как к брату.

Корлин Аль-Сентис приподнял голову, его немигающий взгляд сделался пристальным.