– Если вы голодны, брат, у меня тут мяса вдосталь, – сказал он вслух. И снова отвернулся к огню, подкинул в костер еще несколько поленьев. Вскоре послышался скрип снега под ногами, Макрил обошел Ваэлина и присел на корточки напротив него, вытянув руки к огню. На Ваэлина он даже не смотрел, зато исподлобья уставился на Меченого.

– Надо было убить эту проклятую тварь, – проворчал он.

Ваэлин нырнул в свое убежище, достал кусок мяса.

– Оленина!

Он бросил мясо Макрилу.

Коренастый мужчина насадил мясо на нож и собрал горку камней, чтобы укрепить его над огнем, потом раскатал по земле свой спальный мешок и сел на него.

– Хорошая ночь, брат, – сказал Ваэлин.

Макрил хмыкнул, снял башмаки и принялся растирать ноги. Вонь была такая, что Меченый встал и убрался подальше.

– Я сожалею, что брат Тендрис не счел возможным поверить мне на слово, – продолжал Ваэлин.

– Он тебе поверил.

Макрил выковырял что-то у себя между пальцев на ногах и швырнул это в огонь. Оно лопнуло и зашипело.

– Он истинный слуга Веры. Не то что я, подозрительный, гнусный подзаборник. Потому-то он меня при себе и держит. Не пойми меня неправильно, он человек одаренный и разносторонний, лучший наездник, какого я видел в своей жизни, и сведения из отрицателя способен вытрясти быстрее, чем ты успеешь высморкаться. Но в некоторых отношениях он сущее дитя. Верным он доверяет. Ему кажется, будто все Верные держатся одного мнения, того же, что и он сам.

– А вы другого мнения?

Макрил поставил башмаки сушиться к огню.

– Я охотник. Следы и знаки, запахи и звуки, и огонь в крови, что вспыхивает, когда убиваешь добычу. Вот моя Вера. А твоя какая, а, парень?

Ваэлин пожал плечами. Он подозревал, что в нарочитой откровенности Макрила таится ловушка, что охотник заманивает его в сети, вынуждая признаться в том, о чем лучше бы помолчать.

– Я следую Вере, – ответил он, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я брат Шестого ордена.

– В ордене братьев много, и все они разные, и все ищут свой путь в Вере. Не обманывай себя тем, будто орден состоит из праведников, которые каждую свободную минуту только и делают, что пресмыкаются перед Ушедшими. Мы солдаты, малый. Солдатская жизнь тяжела, удовольствий в ней немного, а страданий предостаточно.

– Аспект говорит, что есть разница между солдатом и воином. Солдат сражается за деньги или из преданности. А мы сражаемся за Веру, и война – наш способ оказывать почести Ушедшим.

Лицо Макрила помрачнело, в желтом свете пламени оно выглядело угловатой, волосатой маской, и взгляд его был отстраненным, погруженным в невеселые воспоминания.

– Война? Война – это кровь, дерьмо и люди, обезумевшие от боли, которые зовут маму, истекая кровью. Никаких почестей в том нет, малый.

Он перевел взгляд, посмотрел в глаза Ваэлину.

– Вот увидишь, злосчастный щенок. Ты увидишь это все своими глазами.

Ваэлину вдруг сделалось не по себе. Он подбросил в огонь еще одно полено.

– Почему вы охотились за той девушкой?

– Она отрицательница. И к тому же из самых гнусных отрицателей, ибо ей дана сила искажать души праведников.

Он коротко, иронически хохотнул.

– Так что, думаю, если она повстречается со мной, мне-то ничего не грозит.

– Что же это за сила такая?

Макрил пощупал мясо пальцами и принялся есть, откусывая небольшие кусочки и старательно их разжевывая прежде, чем проглотить. Это были отработанные и механические действия человека, который не вкушает пищу, а просто поглощает ее, как топливо.

– Это мрачная история, малый, – сказал он между двумя кусками. – Как бы тебе кошмары сниться не начали.