Настала зима, и речка замерзла. Мы с Ахиллом, то и дело поскальзываясь, пробовали лед на прочность. Потом пробили в нем отверстия и стали ловить рыбу. Ведь свежего мяса было не достать, в лесу остались одни мыши да какая-нибудь редкая куница.

Хирон обещал нам, что выпадет снег, и снег выпал. Мы лежали под летящими с неба снежинками и дули на них, растапливая снег дыханием. У нас не было ни обуви, ни теплой одежды, одни шкуры, которые нам дал Хирон, и нам было хорошо в теплой пещере. Даже Хирон, и тот нацепил косматую рубаху, сшитую, по его словам, из медвежьей шкуры.

Мы отсчитывали дни от первого снегопада метинами на камне.

– Как дойдете до пятидесяти, – сказал Хирон, – затрещит лед на реке.

Утром пятидесятого дня мы услышали странный звук, будто где-то упало дерево. По замерзшей воде – почти от берега до берега – побежала трещина.

– Теперь весна не за горами, – сказал Хирон.

Вскоре снова начала расти трава, из своих укрытий повылезали поджарые, тощие, как веточки, белки. А вслед за ними и мы стали завтракать на свежевымытом весеннем воздухе. И однажды таким вот утром Ахилл попросил Хирона научить нас сражаться.

Не знаю, почему это пришло ему в голову. То ли потому, что он за зиму засиделся в пещере, то ли потому, что неделей раньше приходила его мать. А может, дело было вообще в чем-то другом.

Ты научишь нас сражаться?

Помедлив – всего какой-то миг, я даже подумал было, что мне это померещилось, – Хирон ответил:

– Научу, если желаешь.

Днем он отвел нас на другую поляну, выше в горах. В углу пещеры нашлись два копейных древка и два затупленных меча. Он попросил нас показать ему свои умения. Я медленно выполнил все приемы, которым обучился во Фтии: защиту, удары, движения ногами. Краем глаза я видел, как рядом, сливаясь в сплошное пятно, мелькают руки и ноги Ахилла. Хирон, держа в руках окованный бронзой посох, то и дело вклинивался в наши движения, замахивался, проверяя нашу реакцию.

Казалось, этому не будет конца, от бесконечных выпадов и ударов мечом у меня ныли руки. Но вот Хирон велел нам остановиться. Мы с жадностью приложились к бурдюкам с водой и повалились на землю. Я дышал тяжело, Ахилл – по-прежнему ровно.

Хирон молча возвышался над нами.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросил Ахилл, и я вспомнил, что до Хирона лишь три человека видели, как он сражается.

Не знаю, какого ответа я ждал от кентавра. Но уж точно не такого.

– Мне нечему тебя учить. Ты знаешь все, что знал Геракл, – и даже более того. Сильнее тебя воина нет и не было – ни сейчас, ни прежде.

На щеках у Ахилла вспыхнули пятна румянца. Был это стыд или радость, я не знал – может, то и другое разом.

– Люди прослышат о твоей силе и захотят, чтобы ты сражался на их войнах. – Хирон помолчал. – И что ты им ответишь?

– Не знаю, – сказал Ахилл.

– Сейчас сгодится и такой ответ. Но не потом, – сказал Хирон.

Наступило молчание, воздух вокруг словно бы сгустился. Я впервые – с тех самых пор, как мы сюда пришли – видел Ахилла таким серьезным и усталым.

– А обо мне что скажешь? – спросил я.

Темные глаза Хирона встретились с моими.

– Ты никогда не прославишь себя в битве. А ты думал услышать что-то другое?

Он сказал это так спокойно, что моя обида почти сразу улеглась.

– Нет, – искренне ответил я.

– Однако умелый воин из тебя еще может выйти. Ну что, хочешь учиться?

Я подумал о том, как потускнели тогда глаза мальчишки, как быстро его кровь напитала землю. Я подумал об Ахилле – величайшем воине нашего времени. Я подумал о Фетиде, которая отняла бы его у меня, будь на то ее воля.