Я обозвала его идиотом, и тогда он схватил меня и целовал, и целовал, и целовал…

– Что с Жинем? – вырвалось у меня невольно. Пока я пребывала в грёзах о той ночи в палатке среди песков, спор в шатре у принца продолжался по накатанной колее.

Ахмед покачал головой, всё так же потирая лоб.

– Ни слова от него пока.

– Тебе не кажется, что к нему стоит кого-нибудь послать, как к Саиде? – Я не смогла скрыть гнева, прозвучавшего в моих словах.

– Значит, всё-таки сердишься, – устало вздохнул Ахмед.

Я раздражённо дёрнула плечом:

– Война есть война.

«Неужели я и впрямь такая мелочно-мстительная? Выходит, так. Ну, отослал он Жиня, когда моя жизнь висела на волоске – значит, надо было».

– Да, – кивнул он, и от его спокойствия мне сделалось ещё хуже.

Краем глаза я уловила быстрый взгляд Шазад, но на этот раз адресованный Хале и не очень понятный. Золотокожая кинула в рот последнюю дольку апельсина, встала наконец на ноги и отошла в сторону.

– Да, – повторил принц, – но это не ответ. Ты считаешь, что я был неправ, когда отправил Жиня к сичаньцам? Только их вторжение не даёт моему отцу заняться нами вплотную.

– Какая теперь разница? Войска султана вернулись на нашу территорию… в том же Сарамотае мы немало положили его солдат. – «Ох, не надо было этого говорить». – Можно было поискать другой способ! – «И этого – тоже… хоть и думала я об этом все последние месяцы».

Ахмед сцепил руки на макушке. Жест так напоминал Жиня, что рассердил меня ещё больше.

– Выходит, – прищурился принц, – из-за твоей раны я не имел права послать брата на разведку во имя общего блага?

– Ты мог хотя бы подождать, пока я не приду в себя после своей раны… которую получила во имя того же самого! – почти выкрикнула я.

Шазад подалась вперёд, будто хотела остановить меня, пока я не наговорила лишнего.

Я не припоминала, чтобы принц когда-нибудь прежде выходил из себя, но на сей раз поняла, что перегнула палку, ещё прежде чем он повысил голос.

– Жинь сам попросил меня, Амани!

Простые слова, но они не сразу дошли до моего сознания. Шазад и Хала застыли, не решаясь вмешиваться в нашу перепалку.

– Не я посылал его, – продолжал Ахмед уже тише, но всё так же горячо. – Он хотел уехать, пока ты без сознания. Я пытался отговорить, но слишком люблю своего брата, чтобы заставлять его смотреть, как ты умираешь. Два месяца молчал, но теперь не могу: нет времени с тобой воевать!

Обида и гнев боролись у меня в душе, и я не знала, чему отдать предпочтение. Хотелось назвать Ахмеда лжецом, но слишком уж правдиво звучали его слова. В самом деле, так не похоже на него было бы услать Жиня в такой момент, наплевав на наши чувства.

«Я умирала, и Жинь предпочёл, чтобы это произошло без него!»

– Амани…

Принц потянулся ко мне, чтобы задержать, хорошо зная, что сейчас я захочу убежать подальше, но зуд в ногах был уже нестерпим. Отпрянув, я вырвалась из душного сумрака шатра под насмешливо-яркое солнце цветущего оазиса.

Последний раз я видела Жиня за несколько мгновений до того, как была тяжело ранена в живот: пуля прошла навылет, задев бок и бедро. Мы отправились тогда в Ильяз, ключевую крепость, что контролировала проход через горы в восточную часть Мираджа. Пока Ильяз оставался в руках султана, нечего было и думать о наступлении на Изман и захвате трона.

Предстояла обычная разведка, но оказалось, что не мы одни понимаем значение горной цитадели для контроля над страной песков. Ильяз попал в осаду сразу двух чужеземных армий – альбийской и громанской. Я толком и не знала, где расположены эти дальние страны, но Жинь показал мне их флаги на палатках, когда мы лежали, прижавшись к земле, и наблюдали с вершины горы.