Лэйен был похож на нее очень сильно. Они должны быть родственниками. Пусть дальними, но родство было налицо.

– Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, у нас будет больше времени для беседы. – Принц встал, и я поднялся следом. Нуал остался сидеть. – Ты играешь в шахматы, Элвин?

– Да, милорд.

– Прекрасно. Значит, шахматы. – Он помедлил. – И еще, Элвин. Я понимаю твое желание защитить семью. У меня тоже есть сестра и за нее я отдам жизнь. Но я не позволю ей превратиться в чудовище.

Зачем он это сказал – не знаю. Но, похоже, ответ и не требовался.

– Десерт? – невозмутимо предложил Нуал, когда принц ушел. – Если попросишь шоколад, я тебя убью. Видеть этот шоколад уже не могу!

Я рассмеялся – слишком надолго, чтобы это не походило на истерику.

– Нет, гос… Нуал. А есть ли мороженое? Здесь очень жарко.

Потом мы неожиданно стали обсуждать теормагию. По-моему, Нуал просто хотел меня отвлечь – у королевского советника наверняка полно дел. Он действительно сначала сортировал какие-то документы, но стоило мне обмолвиться о своих проблемах с принципами схем, как Нуал загорелся.

Среди волшебников много увлеченных людей. В мире, где важнее магии ничего нет, это нормально. У нас на Острове аристократы занимаются кто чем придется, а работа считается едва ли не преступлением, поэтому среди выпускников даже лучших колледжей так мало высокородных студентов: в основном, это прерогатива среднего класса. В Нуклии же каждый маг оттачивает мастерство до совершенства. И очень многие влюблены в свою специализацию и с горящими глазами обсуждают ее. Я часто видел это как у преподавателей, так и у студентов.

Но лишь некоторые терпимы к ошибкам других. Мне кажется, именно это отличает хорошего учителя от посредственного: хороший учитель позволяет ученикам ошибаться. Разве можно чему-то научиться немедленно, сходу? Разве совершенство не построено на ошибках?

Нуал – единственный из всех встретившихся мне в Арлиссе магов допускал у ученика возможность ошибки. За какой-то час он объяснил мне – просто, с примерами – больше, чем преподаватели теормагии за месяц. Я наконец понял, по какому принципу строятся схемы. А также каким образом Криденс, наш теормаг, виртуозно их улучшает. И как можно улучшить мои.

– Отлично, – хвалил меня Нуал. – Ты схватываешь на лету!

Если бы.

Если бы все учителя в Арлиссе были столь терпеливы.

На объяснении закона Шиммера про пять видов центра пентаграммы нас прервали. За окном стало шумно, Нуал запнулся, прислушался и рассмеялся.

– Похоже, это твои одногруппники требуют доказательств, что тебя здесь не съели.

Я сначала ему не поверил. Но внизу на крыльце у парадного входа действительно ссорился с невозмутимыми гвардейцами Сэв, рядом стояла Адель, а Нил, живой и невредимый, задрав голову, изучал окна.

Он первым заметил меня и спросил знаками: «С тобой все хорошо?»

Я кивнул.

Адель тоже меня увидела и толкнула локтем Сэва.

Тому кивка не хватило.

– Элви-и-ин, ты живо-о-ой?! – закричал принц, спугнув стайку радужных птиц, круживших над альвийскими розами. Кричать в ответ я не стал и просто сделал ему знак отстать. Мы в группе выработали систему жестов для общения в те моменты, когда клипсы-артефакты не работают, а говорить нельзя.

– А то ты сам не видишь. – Адель схватила Сэва за локоть и повела прочь от посольства.

– А что? – возмущался принц, постоянно оглядываясь. – Вдруг, это иллюзия? Или сразу оживший труп? Почему нет? Эй, пусти меня, я хочу попросить у Повелительницы пересмотра наказания! Не могу я уже! Умираю!

Его вопли еще долго не утихали вдали.