Солнце сползло к горизонту, вокруг протянулись длинные тени. Заглушив двигатель, я с трехлинейкой в руках выбрался на крышу рубки и осмотрелся. Барханы исчезли, Рязань остался далеко позади, вокруг в тиши лежали пустынные земли: бесконечные пологие холмы, заросшие травой и колючим кустарником, однообразные, как жизнь отшельника в киевских катакомбах. Лишь далеко-далеко в западной стороне, на фоне коснувшегося горизонта розового шара дрожали в мареве темные силуэты строений.

На вершине соседнего холма показалось семейство пылевых сурков, они вытянулись на задних лапах и замерли, прижав передние к тощим брюшкам. Усатые морды с черными носами-пуговками казались воплощением глупости. Я достал гармошку – сурки мгновенно исчезли – и сыграл короткий мотив, в который постарался вложить свое ощущение от этого теплого вечера посреди молчаливого безлюдья.

– Музыка – хорошо, – произнес голос внизу. – Люблю искусство, особенно когда громко.

Я глянул вниз. Эви стояла возле рубки – босая, в закатанных до колен штанах.

– Но стреляю я лучше, чем играю.

– А готовить умеешь?

– Умею.

– Ну ваще на все руки мастер. Так сготовь нам что-то, жрать охота, а? Какой-нибудь, будем говорить, пищи… Я ж с утра не ела, с тех пор как из Улья вылетела.

Я сел на краю рубки, свесив ноги, и сказал:

– Можно так: я даю еду, ты готовишь. Мы едим, ты чистишь миски и рассказываешь о себе.

– Не… – покачала она головой. – Если я готовлю и рассказываю, так чистишь ты.

– Не забудь, что еда моя, как и самоход, – напомнил я. – Потому миски чистишь ты.

Мы быстро поели, и пока я раскуривал трубку, цыганка, успевшая выскрести посуду пучком травы с песком, приготовила полоску бумаги. Вытащила из кармана бархатный мешочек, развязала, достала щепотку табака, огниво и стала со знанием дела мастырить самокрутку.

– Эй, доставщик… – присев под палубной оградой, она пустила в мою сторону клуб дыма. – Хочешь узнать, че в последние дни было, или историю моей жизни?

Я пожал плечами.

– А она длинная?

– Не очень. Но, будем говорить, насыщенная.

Усевшись в кресле-качалке, я огляделся. Солнце почти опустилось за горизонт, скоро пора на боковую.

Приняв молчание за согласие, Эви отхлебнула настойки из горлышка, крякнула, запила пивом, глубоко затянулась и сказала:

– Папаша мой навроде тебя – доставщиком был. Из-за этого я некоторую эту… духовную связь с тобой ощущаю. Но только духовную, не половую, понял? Хотя ты ж сам по себе, с разными караванами разъезжаешь, да? А папаша в «Вооруженных Курьерах Дядюшки Стерха» состоял. Он не цыган, обычный, а вот мамаша навроде такая же… – Эви провела тонкими пальцами с грязными ногтями по скуле. – Смуглой была, чернявой. Цыганкой, короче. Но я ее не помню, она папашу бросила и с каким-то москвичом в Лужники подалась. А батя меня с детства на своем самоходе катал. У него самоход не такой здоровый был, как у тебя, но быстроходный и с прицепом. Он в прицепе грузы возил, когда надо, но больше любил скорые доставки, какую-то почту, бандероли или там пассажиров…

– Никогда не брал к себе пассажиров, – проворчал я. – Ты первая. Но и с тобой мы скоро расстанемся.

– Это ладно, – согласилась Эви. – Ты слушай, слушай, чего я рассказываю.

Она еще раз приложилась к бутылке. Кажется, настойка хорошо влияла на разговорчивость цыганки, и без того немаленькую.

– Так вот, катались мы с ним вместе, машина мне с детства родным домом была. Катались, пока я двенадцатый праздник Зачинщика Прилепы не отметила. Уже папаша меня почти всем премудростям доставщика выучил… и тут не свезло, напали на нас. Батя важную бандероль вез, он за этот заказ боролся, чтоб ему дали. Запчасти для небоходов, новый пропеллер экспериментальный с четырьмя лопастями. Из самого Харькова, там эти детали по заказу летунов в одном оружейном Цехе сделали. Прикидываешь, какое важное дело? – Эви затянулась и выдохнула дым чередой маленьких колечек. – Но не довезли мы груз. Потом-то я поняла: это все подстава была. Оружейники сами и наняли тех бандюков, чтобы вернуть то, что для небоходов сделали, да еще и страховку получить. Ведь Стерх свои грузы страхует, ты знаешь. Мы без охраны ехали – так быстрее, да и надежнее, когда никто, кроме тебя, маршрута не знает.