– Нет. Просто захотелось чуть оттенить пряди. Вышло здорово.
– А краска откуда?
– Ой, завалялась. Давно. Думала, просрочена. Нет, все нормально. Вот от безделья и…
– Ерунда какая-то, – перебил он, попыхтел в трубку. Упрекнул: – Я с ума схожу от беспокойства. А она…
– Все хорошо.
Она беспечно шевельнула пальцами оттененные кудряшки. Подошла к окну. Солнце ныряло за облака, которые гонял по небу сильный ветер.
– Все хорошо, Андрюша? – спросила она почему-то.
Может, потому что сердце неожиданно съежилось, и в груди сделалось больно-больно. Так было уже однажды. Много лет назад, когда она ждала мужа, а пришла полиция и сообщила, что его больше нет. Так же вот тогда сжималось и болело сердце. Витебсон назвал это предчувствием. А она обозвала его шарлатаном. Он обиделся и не звонил ей пару месяцев. Но хоронить ее мужа приходил.
– Все хорошо, Андрюша? – переспросила она, дождавшись, когда солнечный луч пробьется сквозь самое плотное облако. – Эй! Ты чего умолк? Все хорошо?
– Не совсем, Лариса. Совсем, в общем-то, нехорошо.
Он так странно вздохнул, что ее бедное сердце, кажется, вовсе перестало стучать.
Вот оно! Вот сейчас он ей скажет, что ее сон – это не лажа. Ей все верно снилось, и он от нее уходит к другой – молодой, красивой, наглой.
– Илону убили сегодня ночью, Лариса, – пробормотал Андрюша не очень уверенно, будто сам все еще сомневался в этом.
– Илону что сделали? Убили?
Она поймала себя на том, что улыбается. Что чувствует странное облегчение оттого, что он не сказал ей самых страшных слов, что они по-прежнему вместе, они семья, и…
– Илону что?! – выдохнула она спустя мгновение после того, как мысленно перекрестила все углы. – Уби-или-и?!
– Да. Убили. Раскроили череп чем-то тяжелым. Случилось это, видимо, ночью. Но эксперты ничего толком не говорят.
– А откуда ты знаешь? Про экспертов?
Наверное, это был лишний вопрос, ненужный, но выскочил он сам собой.
– Мне позвонили, потому что я был последним, кому она звонила вчера вечером.
– Она тебе звонила? Зачем?
– Консультировалась. У нее появились какие-то свободные деньги. Она хотела их выгодно вложить. И… – он едва слышно выругался, без раздражения, скорее, обреченно как-то. – Господи, Лариса, какое это сейчас имеет значение? Она убита! Ее больше нет, понимаешь?!
– С трудом, – честно ответила она.
И вспомнила холодные глаза подруги за недавним завтраком. Ее странную удовлетворенную улыбку. Будто та боль, о которой рассказывала Лариса, доставляла ей удовольствие. Странной она была все же – их подруга Илона. Странной и неизведанной, как самая глубокая океаническая впадина.
– Кто ее обнаружил? Не ты? – с истеричным хохотком спросила Лариса, продолжая торчать у окна и наблюдать за сгущающейся облачностью.
– Ее утром нашла домработница. Нашла в кухне с проломленной головой.
– У нее была домработница? – удивилась Лариса. – Странно. Она никогда не рассказывала.
– Она никому ничего о себе не рассказывала. Разве нет?
Тут она поняла, что их разговор кто-то слушает. И Андрей с таким выражением говорить может только для сторонних слушателей. И она сказала:
– Да. Никому, никогда, ничего о себе не рассказывала.
Глава 7
– Товарищ лейтенант, взгляните.
Валера Ломов со вздохом обернулся на оперативника, с которым вместе выехал на место преступления. Малый пришел в отдел недавно и казался ему полной бестолочью. Ни выводов не мог толковых сделать, ни версий выдвинуть. Поквартирный опрос ему не нравился. С людьми он не ладил. Вопросов умных задавать не мог. Вот зачем им в отделе такой человек? И это вместо Сережи Журенкова! Вместо аса, которому подобное бытовое убийство, на которое они выехали, раскрыть было бы на щелчок пальцев.