— Придурок! — выплевывает Кнопка и нервно откидывается на спинку сиденья. А я перехватываю ее взгляд — разочарованный и безнадежно, на грани отчаяния, влюбленный.
На мгновение замираю, и осознание выхолаживает грудную клетку ледяным сквозняком.
Он дорог ей... Не как друг.
Закусываю губу и отворачиваюсь. Поперек горла встает горькая, приправленная досадой вина.
Снаружи, у развалин промзоны, протянулась та самая бетонная стена с граффити и орущими от боли фразами:
«Давай, расскажи Богу о своих планах».
Шрам нестерпимо зудит под шарфом. Шрам, который все равно помешал бы интрижке...
Все, чего я сейчас желаю, — намазать его кремом, принять душ и, обмотав полотенцем волосы, залезть под мягкий плед. Позвонить маме и удостовериться, что она в порядке. Почитать пару глав новой книги и до утра забыться сном...
— Останови! — выкрикиваю я, и красноволосый, испуганно оглянувшись, давит на тормоз. — Мне нужно домой. Кажется, я не выключила утюг!
— Гребаный ПТСР, — удрученно вздыхает Кнопка, и в осоловелых глазах придурка Владика вдруг возникает пристальный настороженный интерес. — Отсюда на пятом автобусе. Точно доберешься до места?
— Все будет окей, — заверяю подругу и, надавив плечом на дверь, вываливаюсь в прохладную ночь.
Посреди запустения торчит ярко освещенная остановка, под фонарем в ожидании общественного транспорта толпится народ. Ума не приложу, откуда тут эти люди, но тоже встаю под пластиковый козырек и мучительно всматриваюсь в номера на табло.
Бесспорная заслуга Кости лишь в одном — он научил меня легко отказываться от того, что в моменте было важным. И сейчас нет причин о чем-то сожалеть.
Этот ангел в грязной футболке... показал мне всего лишь иллюзию свободы, потому что сам ни черта о ней не знает.
Неприкаянный дурачок, не замечающий ничьих чувств.
***
6. Глава 6. Влад
Сначала включается навязчивая тревога, потом — мутный стыд, ломота в мышцах и всепоглощающее желание сдохнуть.
Голова раскалывается. Болит все тело, губы потрескались из-за жесточайшего сушняка. От шелковой простыни исходит ледяная прохлада, опостылевший запах лаванды провоцирует тошноту.
Разлепляю веки и с трудом фокусируюсь на предметах.
Белый ажурный комод с частоколом пузырьков и флаконов, венский стул, торчащие из шкафа кружева...
— Твою мать...
За окнами пасмурно, но тусклый свет, отраженный зеркалом, совершенно невыносим.
В дверном проеме появляется Анжела:
— Очнулся, герой? Вставай, кофе готов.
На ней узкая юбка, лифчик, и больше ни черта нет. Когда-нибудь моя переполненная дерьмом башка точно взорвется от ненормальности происходящего.
— Почему я тут? — хриплю, как старая половица, и Энджи усмехается:
— Ты дома. Вчера я прислала за тобой такси.
— Я предпочел бы проснуться в аду...
Формально каждая комната этой просторной квартиры продолжает оставаться моим домом, за что я по гроб жизни должен быть благодарен Анжеле. Но я — существо подлое и не помнящее добра — при любом удобном случае сваливаю к друзьям или к деду — в грязную коммуналку в трех кварталах отсюда.
Дед пьет как не в себя и давно уверовал, что является самым настоящим князем. И если бы Энджи не оформила на меня опеку после того, как отец пораскинул мозгами в своем джипе, я бы непременно загремел в приют.
— Завязывай бухать, мой родной... — Матушка набрасывает на плечи алую блузку и медленно, со смакованием, до ключиц застегивает мелкие пуговицы.
— Ты тоже, — от души советую я. — Иначе начнешь гонять чертей, как Князь, и больше не сможешь быть лицом своих салонов...
— А ты, кто ты там... танцор гоу-гоу... много понимаешь в этой жизни, да? — Сегодня она умиротворена, и привычного потока оскорблений не следует.