В магазине десятки баллонов, желтых и белых, по большей части новых, стояли рядами вокруг компрессора. Предлагаемое снаряжение пахло солью, резиной и сухими водорослями.

– Человек, который брал у меня напрокат этот комплект, сказал, что потерял фонарь. Такое случается часто, особенно если человек забывает прикрепить к нему шнур. Надеюсь, ничего серьезного не случилось?

– Нет, ничего, не беспокойтесь, – заверил его де Пальма. – А как выглядел тот, кто брал у вас этот комплект?

Прокатчик задумался на несколько секунд, потом ответил:

– Маленького роста, немного лишнего жира на животе, половина головы лысая, возраст – лет пятьдесят. Он выглядел так, что я спросил его, умеет ли он нырять. Он показал мне свое свидетельство, и для меня больше не было вопросов.

– У вас записана его фамилия?

– Не знаю, он заплатил наличными, а вам известно, как это бывает.

– Не могли бы вы показать мне остальное снаряжение из того комплекта – то, что он вам вернул?

Хозяин «Скубапро» исчез за деревянной перегородкой. Стало слышно, как он роется среди каких-то железок. Через несколько минут он вернулся с двумя баллонами «Скубалунг» емкостью десять литров, рассчитанными на двести тридцать бар.

– Он брал у вас другие фонари? – спросил де Пальма.

– Да, еще два. Это нормально.

– Вы их перезаряжали с тех пор?

– Нет. У нас тут сейчас небольшой бардак…

– Не могли бы вы проверить, сколько заряда осталось в их батарейках?

Прокатчик снова исчез за деревянной стенкой.

– Значит, так. Он брал прожектор мощностью пятьдесят ватт и фонарь «Варио» на сто ватт. Пятидесятиваттный заряжен на семьдесят процентов, а «Варио» почти полностью. Он мало ими пользовался.

– Сколько времени он мог их использовать?

– Максимум полчаса. Если учесть, что батарейки немного разряжаются, даже когда фонарь выключен… да, я бы сказал – полчаса.

Значит, ныряльщик не входил в длинный туннель пещеры Ле-Гуэн, сделал вывод де Пальма. Он не переступил порог святилища, если только батарейка в одном из фонарей не разрядилась.

Выезжая из Монтредона, «Джульетта» двигалась вдоль границы квартала Пуант-Руж, потом вдоль пляжей Прадо. Шум города был почти не слышен, словно морской ветер уносил звуки Марселя далеко прочь, к пылавшему на горизонте закату. Де Пальма сел рядом с Евой и крепко обнял ее. Ни он, ни она не сказали ни слова, пока машина не въехала в Старый порт. Пристань, где Местр держал свою лодку, находилась возле ратуши. Он дождался, пока пройдет последний катер на Фриульские острова[18], и свернул в сторону.

Раздался пронзительный сигнал мобильника: пришло сообщение. Это была эсэмэска от Полины Бертон.

«Реми Фортен скончался».

– Смотри, сын, смотри!

Пьер Отран держит под мышкой маленькую коробку. Он помогает своему сыну Тома сесть в кровати. Мышцы Тома ослабли от успокоительных, которые ему ввели накануне.

– Что это?

– Закрой глаза!

Тома слышит шуршание картона: это крышка скользит вверх по коробке. Потом другой шум, выше по тону и более резкий – зашелестела бумага. Это почти песня о счастье: он напомнил Тома о рождественских подарках.

– Главное, не открывай глаза!

Пьер Отран кладет сыну в руки странный предмет.

Скажи мне, что ты чувствуешь; и главное – не смотри!

– Да, папа.

Пальцы Тома лихорадочно ощупывают предмет.

– Похоже на кусок дерева, но он холодный. Что это?

– Молчи! Попробуй угадать!

Веки Тома дрожат. Он делает огромное усилие, чтобы не открыть глаза. Его пальцы добираются до края предмета.

– Это статуэтка! Я чувствую, что это голова, а вот это – ноги.

Его пальцы лихорадочно скользят по предмету.