– Сокольников, – обратился ко мне старший конвоя, хорошо, что без приставок типа «подследственный» или «заключенный». – Вот твой участок.
И он махнул рукой налево на делянку из вековых сосен, каждая по полсотни метров высотой и полметра в диаметре.
– Остальные направо, продолжаем вчерашний урок, – и он завернул прочих зэков в количестве 12 штук направо.
– Товарищ… эээ… гражданин начальник, – успел сказать свою ремарку я, – мне бы ещё одного в помощь надо, а лучше двоих. Надо упираться в ствол, чтобы пилу не заело – один я никак не справлюсь.
– Сокольников и Ковбасюк, налево, – тут же принял решение старший.
Вот люблю я деловых людей, которые быстро принимают решения. Ну, не подведи теперь, родная и до боли знакомая Дружба…
––
До обеда я сумел спилить 18 (в скобочках восемнадцать прописью) вековых сосен – первые две пошли тяжеловато, но потом приноровился, вспомнил предыдущий опыт, а двое подсобных товарищей тоже наловчились помогать мне, так оно и потекло, как по накатанной дорожке под горку. Ещё и сучья все опилил, и стволы на части разделил, справившись предварительно у старшего о необходимой длине хлыстов. А потом бензин в баке закончился. Старший сосредоточенно записал мою выработку в записную книжечку и сказал, чтоб я перекурил у костра.
– Две дневные нормы всей бригады выполнил, – сказал он, ни к кому не обращаясь, просто в воздух. – Этак мы досрочно годовой план сможем сделать…
Пилу у меня отобрали, и я вместе со своими подручными, вторым оказался украинский националист со стажем, отошёл к костру, где уже готовился обед для всей бригады. Тут и пришла пора поговорить мне со своим родственничком.
– Откуда ж ты такой на нашу голову взялся? – спросил он у меня, когда мы уселись на охапку хвойных веток.
– Сам не знаю, Фома Кузьмич (так его, оказывается, звали), – осторожно ответил я, – провал в памяти какой-то… что учусь в техникуме в Горьком, помню, а как и зачем сюда попал, как отрезало. Вот и задержали меня до выяснения. А вы сами-то за что здесь, если не секрет?
– Не секрет, – степенно ответил Фома, – статья 58-10, пропаганда и агитация.
– И сколько сейчас дают за агитацию?
– Сколько и всем, червонец, – со вздохом отвечал тот. – Тебе тоже на всю катушку влупят, не сомневайся.
– Спасибо тебе на добром слове, – огрызнулся я, – но я всё-таки лучше посомневаюсь.
Тут вступил в разговор украинский Ковбасюк, говорил он на суржике, ясное дело, но я уж эту особенность его речи передавать не буду.
– Тут всем по червонцу дают, паря, – врезал он мне правду-матку со всего плеча, – а потом ещё и сверху добавляют.
Я спорить с ними не стал, а вместо этого завёл разговор о лагерном начальстве.
– Начальником лагеря тут зверь, а не человек, у него и фамилия подходящая, Медведь – кого хочешь заломает, и глазом не моргнёт.
Ну и слава богу, что мне с ним пока встретиться не довелось, подумал я, а вслух спросил:
– А ещё кто тут в начальниках ходит?
– Из командиров только дознаватель Штольц да еще кум Тыква есть…