Вмешалась Франсес:

– Советоваться по этому поводу нужно было с нами.

– Так с вами же и советуются.

– В таком случае нам следует прекратить этот разговор. Так не будет. Никто не собирается продавать Инносент-Хаус.

– Так будет. Будет, если хоть один из вас согласится на его продажу. Это все, что мне требуется. Ты забыла, сколько у меня акций, Фран. И дом этот не твой. Твоя семья продала его фирме в 1940 году, вспомни-ка. Ну ладно, согласен – его купили задешево, но скорее всего никто особенно не верил в то, что он долго протянет, ведь Ист-Энд так интенсивно бомбили. Он был застрахован на очень низкую сумму, а перенести его на другое место было все равно невозможно. Вбей себе наконец в голову, Фран, – это больше не фамильное гнездо Певереллов. Да и с чего это ты так волнуешься? Детей у тебя нет. Нет Певерелла, чтобы унаследовать этот дом.

Вспыхнувшая до корней волос Франсес поднялась было со стула, но Де Уитт тихо сказал ей:

– Не надо, Франсес. Не уходите. Нам всем следует обсудить этот вопрос.

– Здесь нечего обсуждать.

Наступившее молчание нарушил спокойный голос Габриела Донтси:

– А что, мои восемь с половиной процентов акций могут обеспечить издание моих стихов или нет?

– Мы, разумеется, продолжим издание ваших томов, Габриел. Какие-то книги нам придется по-прежнему издавать.

– Хочу надеяться, что публикация моих томов не станет слишком обременительной.

– Кроме всего прочего, продажа этой недвижимости потребует, чтобы вы освободили дом номер двенадцать. Сколлингу нужно все владение целиком – главное здание и прилегающие два особняка. Мне очень жаль.

– Но ведь я прожил в нем более десяти лет, к тому же за смехотворно низкую плату.

– Что ж, таков был ваш договор с Генри Певереллом, и вы были вправе взять то, что он вам дал. – Жерар помолчал немного и добавил: – Были вправе и продолжать брать. Но вы должны понять, – нельзя позволить таким вещам продолжаться.

– О да. Конечно, я понимаю. Нельзя позволить таким вещам продолжаться.

Этьенн заговорил снова, словно не слышал:

– Наступило время избавиться от Джорджа. Его надо было отправить на пенсию сто лет назад. Диспетчер у коммутатора – первый контакт посетителей с фирмой. Здесь нужна молодая, живая, привлекательная девушка, а не этот шестидесятивосьмилетний старик. Ему ведь шестьдесят восемь, да? И нечего говорить мне, что он проработал в издательстве двадцать два года. Я знаю, сколько лет он здесь проработал, в том-то и беда.

– Он ведь не только диспетчер у коммутатора, – сказала Франсес. – Он открывает двери издательства, проверяет систему охранной сигнализации, и он вообще мастер на все руки.

– А как же ему таким не быть? В этом доме вечно что-нибудь портится. Давно пора переехать в современный дом, с определенной целью построенный, работать в эффективно управляемом здании. А мы даже не начали использовать современную технику. Вы решили, что вы все тут ужасно современные, прямо-таки опасные новаторы, когда заменили несколько пишущих машинок компьютерами. Но у меня имеется еще одна хорошая новость. Есть шанс, что мы сможем переманить Себастиана Бичера от его теперешних издателей. Ему там вовсе не так уж хорошо.

– Но он ведь очень плохой писатель! – воскликнула Франсес. – И как человек ненамного лучше.

– Дело издателя – давать людям то, чего они хотят, а не выносить высокоморальные суждения.

– Такие аргументы вы могли бы приводить, если бы мы выпускали сигареты.

– Я приводил бы их и в том случае, если бы выпускал сигареты или даже виски.

– Аналогия не вполне верна, – возразил Де Уитт. – Вы могли бы утверждать, что пить полезно, если соблюдать меру. Но вы никогда не сможете утверждать, что плохой роман – это нечто иное, чем плохой роман.