Под конец долгого перерыва меня самого потянуло закрыть глаза, и все окружающее поплыло, сменяясь фантазмами быстрого сна.

– Подъем!

Ну, разумеется… Ничего, вот вернемся со смены, и завалюсь я спать! Наверное, здесь хорошо спится даже днем – за окнами вечная чернота. Лишь изредка скользнет свет фары или фонарика, и снова темень.

– Встаем, встаем! Машина уже пришла!

Вторым после меня встал Полторашка. Потянулся и пошагал мимо умывальников, где я бодрил организм холодной водой – утруждать себя мытьем он полагал странной причудой.

Раньше я почему-то думал, что прозвище свое Колян получил за нежную любовь к пиву в бутылках по полтора литра. Оказалось, все куда сложней – это фамилия у него такая была, Полторак. Вот юмористы и связали два факта.

Ополоснувшись, я двинул со всеми на участок. И вскоре оценил преимущества нахождения именно в бригаде Кузьмича. Видать, Бунша был на хорошем счету.

По крайней мере, мы сами шли на работу, а то вон по дороге ковыляли наши соседи – колонной по одному, а с обеих сторон шагали конвоиры. Шаг влево, шаг вправо…

По-моему, эту картинку уловили многие, укрепляясь в верности своего выбора. Лучше уж с Кузьмичом ишачить, чем вот так, как взаправдашние каторжане!

– А ты чего без каски? – обернулся ко мне Бунша.

– Так мы ж еще не пришли.

– Надень, надень…

Я спорить не стал, натянул. Техника безопасности – превыше всего. А кстати…

– Кузьмич, – начал я, – можно вопрос?

– Хоть два! – фыркнул Бунша.

– Я заметил, что дверь в бараке запирается на засов только изнутри, то есть нас никто особо не сторожит. А зачем же тогда решетки на окнах? От этих… упырей?

– От них, гадов, – кивнул Кузьмич и приподнял полу своей куртки. Я увидел кобуру у него на поясе, из которой торчала рукоятка «Стечкина». – Видишь? И еще у Туки с Катоо по духовому ружью – они стреляют отравленными иглами. Ну, здесь-то еще ладно, всех упырей повывели, а вот на дальних участках их хватает. Цверги говорят, что именно в этом… как его… ТБ помещается упыриная матка. Они как рой – матка откладывает яйца, из них выводятся упыри-добытчики, упыри-охотники и упыри-солдаты. Добытчики, те мелкие и не шибко опасные, а вот солдаты… Те еще твари! Маскируются так, что рядом пройдешь и не заметишь. Буквально на голом месте притаиться умудряются! А уж как они быстры… да и силушкой не обижены. Упырь может на четырех лапах бегать, а может и на двух, как мы, так что не доверяйте силуэту!

– А почему упырь? – поинтересовался Полторашка.

– А он, как вурдалак, любит горло рвать и кровь хлебать. Понял?

– Ага…

– Кузьмич! – донесся голос издалека.

Все обернулись. К нам ленивой трусцой подбегали трое гвардейцев.

– На вашем участке упыря видели! – доложил старший, мордатый и усатый, вытирая беретом потный лоб. – Комендант велел посторожить.

– Понятно, – кивнул Бунша. – Лишних стволов не бывает!

Переговариваясь, бригада вышла к участку, и мне сразу нашлась работа – загонять вагонетки на эстакаду и грузить самосвал. «КамАЗ» уже стоял под бункером.

И опять загрохотали, засвистели перфораторы, залязгали вагонетки, заширкали лопаты. Думал, не управимся, но тут с соседнего участка пригнали ПДМ,[3] и она нам здорово помогла. И десяти минут не прошло, а 20-тонный самосвал был загружен с горкой.

Уморились все, и Кузьмич скомандовал:

– Отдыхаем! Через час загрузим еще один, и все. Саня, Тука, Димон! Разжигаем костры, будем ужинать!

Тут уж все оживились.

Я порубил ящик из-под взрывчатки, а Тука запалил костерок, ловко орудуя огнивом. Потом Эдик притащил целую стопку сухих, омертвевших моховищ – костер загудел, а в его оранжевых языках проявились красивые зеленые «прожилки».