– Я больше люблю ноги, – признаюсь я, и это правда.

Ее губы изгибаются в улыбке:

– Может, нам пора уходить отсюда?

– Как доберемся домой?

– Uber, естественно. – Она достает из кармана платья телефон и вызывает такси. – Будет через десять минут. Спорим, это та же машина, которая нас привезла?

Я не успеваю ответить: она скатывается с горки, поддерживая руками юбку – трусиков-то нет, – и радостно вскрикивает. Я смотрю ей вслед, очарованный тем, как она танцует на траве, прыгая и кружась. Она открывает маленькие ворота детской площадки и оборачивается, чтобы взглянуть на меня, помахав рукой:

– Подтягивайся, Сорренто!

Я тоже спускаюсь с горки и направляюсь к ней. Она бежит впереди, ее юбка колышется, ее смех заразителен. Я не могу не улыбнуться, несмотря на ощущение, что я что-то упустил.

Возможно, я упустил свой шанс.

Она поворачивается и идет спиной вперед, указывая на меня:

– Обещай, что мы встретимся в кампусе.

– Клянусь. – Я поднимаю руку, жалея, что у меня нет с собой Библии.

– Ты меня не продинамишь? Я тебя точно нет.

Она хихикает, и я думаю – а не пьяна ли она? Но она утверждает, что не пила сегодня вечером, так что…

– Нет. Обещаю.

А я обычно ни хрена никому не обещаю.

– Видишь? Правильный ты парень. Оставь стринги на память, Сорренто, чтобы никогда не забыть эту ночь.

Даже без кружевного сувенира я знаю, что не забуду.

Никогда.

Хайден

Я ПРОСЫПАЮСЬ С РАССВЕТОМ. Сперва моего лица касаются слабые лучи солнца, вслед за ними – заливает свет. Небо все ярче, и, наконец, глаза слепит белый шар, на который больно смотреть.

Я приоткрываю невидящие глаза. Со второй попытки мне удается разглядеть свою подростковую комнату. Солнечный свет бьет сквозь тонкие шторы. В комнате, пожалуй, слишком ярко.

Болит голова. Я вслепую тянусь к телефону на прикроватной тумбочке, чтобы посмотреть, сколько времени. Без десяти двенадцать.

Черт.

Я сажусь на кровати и откидываю волосы с лица, не выпуская из рук телефон. Вспоминаю о прошедшей ночи с Тони и ужасаюсь.

О чем я вообще думала, когда вешалась на него, расстегивала платье? Слабоумие и отвага.

Он точно подумал, что я омерзительная. Нелепая. Еще хуже? Девчонка из разряда «возбудим и не дадим»?

Я проверяю телефон, чтобы отвлечься. Грейси, моя соседка, прислала фотки со вчерашней вечеринки – у нее в руке пластиковый стаканчик, на лице широкая улыбка, рядом с ней какой-то симпатичный парень, его глаза устремлены исключительно на нее, хотя он и едва держит их открытыми.

Я завидую ее способности бегать за парнями, мгновенно влюбляться и быстро приходить в себя после того, как они бросают ее. Я не такая. Раньше я считала это достоинством. И говорила ей, что в ней слишком много чувств, а она охотно соглашалась.

Мне их, наоборот, не хватает.

У меня слабоумие и отвага. Вся в отца. Не стоило ему говорить мне держаться подальше от Тони Сорренто.

Теперь все, что я хочу, – увидеть его снова. Поговорить с ним. Может, позволить к себе прикоснуться.

При этой мысли меня бросает в дрожь.

В дверь быстро стучат, и в комнату проскальзывает Палмер, полностью одетая и готовая куда-то идти.

– Ты еще в кровати! – ее голос звучит обвиняюще.

Я откидываюсь на подушки, голова погружается в пуховую мягкость.

– Ну и что? Сегодня же воскресенье.

– Папа ждет нас на завтрак в «Уитморе».

«Уитмор» – модный отель в центре Сан-Франциско; когда-то особняк одной из самых богатых семей на Западном побережье.

– Он уже уехал вместе с Лори. Я сказала, что нас отвезешь ты.

– Я не готова. – Я закрываю лицо руками. Так и представляю: я ем киш и французские тосты бриошь, потягиваю «Мимозу»