А этот парень? Он держит меня в напряжении. Хуже того, вызывает мой интерес, и я не совсем понимаю почему. Может, дело в том, как он внимательно смотрит на меня?

Курить – отвратительно. Никогда не понимала, чем курение так привлекает, но что-то есть в том, как он подносит сигарету ко рту, слегка сжимает ее губами, а потом выдыхает дым.

Это… о боже, не могу поверить, что думаю об этом, – так заводит.

– А зачем ты вообще куришь? – спрашиваю я. Надеюсь, он не заметил моего раздражения.

– У меня стресс, – объясняет он.

Я хмурюсь.

– Прямо сейчас?

– Ну конечно, прямо сейчас, – отвечает он, вздрагивая, и проводит рукой по челюсти. – Извини. Тяжело иметь дело с отцом и его дурацкой семейкой и участвовать в этой вечеринке, или как, черт возьми, это называется. На меня напялили костюм Gucci и заставили вести себя солидно ради отца, хотя я чувствую себя ребенком, который играет в переодевалки.

Ой. Он очень откровенен со мной. Я не сдерживаюсь, сажусь на стул рядом и поворачиваюсь к нему.

– Тебе станет легче, если я скажу, что костюм Gucci тебе очень идет? – кокетничаю я.

Я пытаюсь изменить тональность нашего разговора. Я не умею быть серьезной. Нам сейчас это не нужно. Серьезность означает что-то большее, а сейчас мне нужно… точно ничего такого. Хочу поразвлечься.

Он проводит длинными пальцами по лацкану пиджака, а я представляю их касания на своей коже.

– Что ж, похоже, костюм окупился.

Я смеюсь. Он тоже усмехается. Мы смотрим друг на друга.

И я совершенно не чувствую неловкости.

– Нельзя, чтобы ты мне нравился, – мягко признаюсь я.

– А ты мне. – Он улыбается, и в уголках его глаз появляются морщинки, а я тихо выдыхаю после его слов.

– Но ты мне нравишься, – шепчу я.

Он медленно наклоняется вперед, тушит сигарету о пепельницу на столике перед нами, который я даже не заметила, сосредоточившись на Тони. Он так близко, что может коснуться моего бедра. Пусть Тони Сорренто трогает меня, где хочет.

– Хочешь, сбежим отсюда? – спрашивает он низким голосом, от которого у меня бегут мурашки. Я замираю от его вопроса.

– И куда мы поедем?

– Не знаю. Ты на машине приехала?

Я медленно качаю головой.

– И я без машины, – разочарованно говорит он.

– Можем вызвать Uber, – предлагаю я. На его лице появляется улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

– А твой отец не рассердится, если ты уедешь раньше? – переживаю я.

– Как будто меня это волнует. Он не видел меня годами. Ему даже нечего мне сказать, – отвечает Тони с презрением.

Не могу винить его за эти чувства. Должно быть, это больно – расти без отца, хотя я также давно не видела маму. Почему богатые занятые родители думают, что могут купить нашу любовь? И что дорогие вещи смогут их заменить?

Конечно нет. Я не отказываюсь от папиных подарков, но иногда мне просто нужно его внимание. Особенно я нуждалась в нем, когда была младше. В старших классах я играла в волейбол. Получалось не так хорошо, как у Палмер, но я умоляла его прийти и посмотреть на мои матчи. Всего лишь раз в сезон. Преданные родители моих одноклассников приходили на каждую игру, болели за своих детей. Между ними существовала связь, и на них было приятно смотреть. Я ценила это внимание намного больше, чем другие девчонки из команды, ведь их родители всегда были рядом. Для них это являлось нормой, их родители даже дружили между собой.

А я? Я была счастлива, что папа пришел на целых две игры за всю старшую школу. Две из, кажется, миллиарда. Все. И то он едва отрывал взгляд от телефона.

Когда закончила школу и уехала, я словно вдохнула полной грудью. Расстояние помогло забыть обиду, но сегодня она вернулась. Я знаю настоящую причину, по которой мы сюда пришли. Он хотел меня показать. И свести с кем-то. Как будто я продаюсь.