Водитель был проверенный боевой товарищ, лучший друг, член семьи, он имел право говорить все, что угодно, но пользовался этим правом очень редко – даром что походил на кулака, а понимал ситуацию, как любой придворный!

Инна молчала.

Он имел право говорить. Она имела право не слышать.

– Куда ты меня завез?

– Да никуда я тебя не завез! В пансионат завез! Я как услыхал, что сегодня твой… Хулио Иглесиас нагрянет, я сразу сестре позвонил, она директорствует тут. Нечего тебе сегодня домой ехать, здесь переночуешь, она уж отдельную дачку для тебя приготовила! Анька завтра с утра все там уберет, тогда поедешь, а сегодня – погоди, побудь на дачке!..

– Ну ты даешь, Осип Савельич, – тихо сказала Инна, – или тебе с сестрой надо увидеться?

– Вот еще, – оскорбился водитель, – я с ней и так в любой момент могу увидеться!

– И убирать там ничего не нужно, – продолжала она, – не за покойником ведь!

– Да лучше б он сдох!..

– Осип Савельич!

– Да ладно!..

– Осип Савельич, замолчи.

– Да молчу, молчу! Его бы, барана, к воротам привязать и гонять хворостиной, пока…

– Осип Савельич!

– В Москву обратно не повезу! Хочешь, сама за руль садись и езжай, а я не повезу! Что ты там станешь делать? Опять всю ночь пустырник трескать?!

– Ну тебя, Осип Савельич, – устало сказала Инна, – от твоей заботы с ума можно сойти.

И выбралась из машины.

Небольшой подъезд был освещен теплым светом – куски его лежали на желтых листьях, густо засыпавших газон, и пахло осенью, травой, чуть-чуть дымом и близкой рекой, как в детстве.

Из яркого тепла навстречу уже бежала женщина, очевидно, та самая сестра-директриса, нисколько не похожая на своего брата, легкая, маленькая, коротко стриженная. Добежав, она сразу захлопотала, заулыбалась, повела Инну куда-то за угол, по белой плиточной дорожке, к высокому, как теремок, строеньицу, темневшему на фоне леса.

Строеньице оказалось дачкой «на одного» с гостиной, светелкой и деревянным балконом. И сауна в теремке имеется, похвасталась директриса, и ванна-джакузи, и плоский телевизор на круглых металлических стойках, и занавески в кружевцах и атласных лентах – все как следует.

– Ужин сюда подам, и сауну уже включили, погреетесь. Фрукты вон, в вазоне. – Инна оглянулась – и вправду «вазон». – Отдохнете, а утречком поедете. Вам у нас понравится, Инна Васильевна! Я Осипу уж сто раз говорила – привози, привози к нам, а он только сегодня сподобился! Халатик в гардеробе. Вещи погладить?

Инна засмеялась:

– Нет. Спасибо. Все равно утром придется домой заезжать.

Женщина тоже улыбнулась озабоченной улыбкой хорошей хозяйки.

– На ужин что подать – мясо, рыбу? Осетрина, семга, лосось, треска, форель? Говядина, свинина, шашлык, цыплята?..

Есть Инне совсем не хотелось. Ей уже полгода не хотелось есть – с тех пор как Виктор сообщил, что она «растоптала», а он «принял решение».

– Рыбу, – сказала она, потому что понимала, что женщина не отстанет.

– Рыбку на закуску? А на горячее цыпленка, у нас повар-грузин, так готовит, так готовит, что к нам специально едут, чтобы у него покушать! Цыпленка, да, Инна Васильевна?

Она вздохнула:

– Да. Спасибо.

– Ну, вы располагайтесь. Телефончик, если что потребуется, вон, на столике, а я побегу… потороплю ужин. Располагайтесь, отдыхайте, Инна Васильна, голубушка вы наша!..

Очевидно, не в меру болтливый Осип ввел в курс дела всю свою семью.

Ну и ладно. Все равно уже ничего не изменишь.

Прямо на середину ковра, устилавшего пол в спальне, она стряхнула голубой костюм, часы, колготки и украшения и в одном белье пошла в ванную, открыла все краны, разделась и долго рассматривала себя в зеркале.