Эльдар Рязанов. Жан, я вас поздравляю с сегодняшним праздником. Понимаю, что в том, что он состоялся, немалая доля вашего труда.

Жан Риста. Я познакомился с Эльзой и Арагоном в шестьдесят пятом году. И тесно общался с этой семьей в течение пяти-шести лет. Именно мне довелось присутствовать при последних минутах поэта в восемьдесят втором году. По сути, моя заслуга, которую вы так любезно отметили, состоит в том, что я исполнил последнюю волю покойного поэта. В своем завещании он оставил мне некоторые поручения, которые мне и удалось благополучно выполнить.

Эльдар Рязанов. А в наши дни Арагон и Триоле по-прежнему популярные писатели? Их во Франции читают так же, как раньше? Или все-таки есть спад?

Жан Риста. Отнюдь. Их читают как никогда. В последние годы интерес к творчеству обоих значительно повысился. Никогда во французской прессе, да и в европейской, не появлялось такое количество статей, посвященных Арагону и Эльзе. Мне это кажется совершенно естественным. Потому что они работали на будущее.

Эльдар Рязанов. Как вы относитесь к тому феномену, что женщина из России стала французской писательницей?

Жан Риста. Это действительно феномен. Я думаю, она стала французской писательницей из-за любви… Вы знаете, почему мы находимся сейчас на мельнице Сент-Арну-ан-Ивелин? Мне, как наследнику Эльзы и Арагона, нужно было выбрать, что сохранить – их квартиру в Париже на улице Варрен или мельницу. И я выбрал это место. Не только потому, что здесь находятся могилы обоих, но и потому, что Арагон купил это место специально, чтобы Эльза владела кусочком французской земли. И сегодня мы должны помнить, что собрались на земле Эльзы…

Эльза Триоле завещала похоронить себя в нескольких десятках метров от любимой мельницы, на холме, откуда открывается дивный вид. С холма видны далекие поля. Дом – бывшая мельница, речка, текущая по участку и проходящая через жилые апартаменты, мостики через речку и цветочные клумбы. Арагон выполнил просьбу жены. На похороны он пригласил опального тогда в Советском Союзе великого Мстислава Ростроповича, который играл печальные, страстные, траурные мелодии. Вскоре Арагон воздвиг над могилой Эльзы памятник, на котором были начертаны ее имя и даты рождения и смерти: «1896—1970». А рядом, на том же камне, было выбито: «Луи Арагон. 1897—…» После смерти его должны были положить рядом с Эльзой. Он приготовил место и для себя. В 1982 году супруги вновь соединились…

Вечерело. Гости разъехались с праздника. Рабочие складывали палатки, где угощалась интеллигенция. Столы и стулья грузились в фургоны. Мусорщики подбирали с газонов бумажные стаканчики, бутылки, обрывки бумаги. Темнота надвигалась. Лишь в одном из окон мельницы горел свет. Мы молча стояли над могилой Эльзы и «Арагоши». Откуда-то издалека, будто по заказу, доносился еле слышный колокольный звон. Почему-то было очень грустно. Приходили мысли о тщете жизни, о бессмысленности суеты. А на могильной плите были высечены слова Эльзы:

«Мертвые беззащитны. Но если нас попытаются разлучить после смерти, наши книги придут к нам на помощь».

Неболыной французский городок Мезон-Лафит находится в тридцати минутах езды от Парижска. Так Владимир Высоцкий любил называть прекрасную столицу Франции. Я не случайно вспомнил о Владимире Семеновиче. Ибо в Мезон-Лафите живет Марина Влади, знаменитая актриса Франции.

Старшее поколение наших читателей помнит Марину Влади как замечательную «Колдунью» из франко-шведского фильма, поставленного по повести Куприна «Олеся». Тогда Марина Влади буквально ворвалась в нашу жизнь.