– Простите, – пробормотал я, отступая.

– Дыру ищешь? – спросил человек. – Могу показать за двести рублей, плескайся сколько влезет. Ты один?

– Один.

– Зря. Ночью лучше всего купаться с девкой.

У меня в кармане джинсов завалялась какая-то мелочь и лежали свёрнутые сто пятьдесят рублей – сдача от покупки дыни. Я порадовался, что не спрятал деньги в рюкзак.

– Нету двести, только сто пятьдесят и мелочь.

– Пойдёт!

Человек отшвырнул пустую бутылку в кусты, сгрёб купюры с монетами и быстро зашагал вдоль ограды, я едва поспевал за ним.

– Майку сними, – чуть обернувшись, сказал мой провожатый, – сияешь в белом, как светляк… охранники заметят. Они, правда, из будки не высовываются, но лучше сними.

Я послушался. Метров через пятьдесят он остановился, буркнул: «Здесь», взялся за толстый прут и, поднатужившись, вытащил его: прут оказался отпилен, а не потому, что мужик был силачом.

– Полезай, – разрешил провожатый, – назад сам выберешься. Место запомни, оно приметное.

Я положил на бетонный цоколь свёрнутую майку в качестве метки и двинулся в сторону озера, где мы с Макаркиным провели день. Солёнка сейчас была непривычно тиха, озеро блестело как зеркало, и лунная дорожка серебрилась на водной глади. Прав тот мужик: ночами надо купаться не иначе как с нагими прекрасными девушками.

Кольцо я разыскал с четвёртой или пятой попытки, перерыв песок возле кустов и успев испугаться до дрожи. Но вот пальцы нащупали перстень. Наконец-то! Сдул с него пыль и засунул в карман джинсов. Надевать не стал – побоялся.

***

Я вскочил с кровати, в одних трусах вышел во двор и закрылся в тесной кабинке летнего душа. Холодная вода взбодрила, прогнала остатки сна.

Игорь ещё спал, смешно похрапывая. Я слегка потряс его за плечо.

– А? Ты чего? – Макаркин сел в постели, сонный, с заплывшими глазами.

– Я уже домой собрался, чтобы не по жаре ехать.

– А тебе не всё ли равно с кондиционером? – зевнул Игорь. – Не торопись, тётя Надя без завтрака не отпустит.

– Не надо, не буди её. Я уже машину выгнал.

Он натянул майку с шортами, и мы вышли во двор. Обнялись.

– Счастливо тебе, – сказал Макаркин. – Я со своего номера звонить не буду, новую симку куплю.

– Понял. Не пропадай!

Я сел в машину, завёл мотор, стараясь не смотреть на приятеля. Он плохо выглядел: лицо бледное, с тёмными подглазьями, уголки рта опущены, как у старика.

– Игорь!

– Что?

– Если найдёшь кольцо, отдашь Николаю?

Артефакт лежал в кармашке рюкзака, куда я переложил его ночью. И если бы Игорь сказал, что да, конечно отдам, я бы вернул перстень. Честно. Но он невесело усмехнулся и проворчал: «Обойдётся…» Значит, пусть и дальше лежит кольцо в рюкзаке.

– Счастливо, буду сам звонить. – повторил Макаркин. Махнул рукой и закрыл ворота.

…Часа два или три я гнал без остановки и, казалось, чувствовал облегчение, точно с каждым километром оставлял позади не только Берёзовку, но и всё пережитое. Как будто ничто не связывало меня с кладбищем и раскопанной могилой Клавдии Мельниковой… ничто, кроме перстня.

В животе заурчало: желудок настойчиво требовал еды. Я выбрал дорожное кафе с террасой, возле которого стояло несколько большегрузных машин.

«Дальнобойщики где попало не обедают, – всегда говорил отец, – если возле кафе стоят фуры, значит, там кормят вкусно и недорого». Когда нам приходилось ездить в другие города, он пользовался этим правилом и не ошибался. Отец вообще любил поесть в кафешках, заказывал салат, первое и второе, несколько кусков хлеба, компот и какой-нибудь пирожок придачу или запеканку.

Я пристроил «пежо» на небольшой парковке и занял свободный столик на террасе. Просмотрел меню, умещавшееся на одном листе, заказал овощное рагу с мясом и порцию блинчиков со сметаной. Поискал в кармане рюкзака деньги, нащупал перстень и достал его.