– Ах вот как… Стало быть, ты – белая и пушистая, а тетя-полицейский тебя обижает. А это тогда что? – Дуся помахала кулоном. – И денежки все при тебе, ровно двадцать тысяч, четыре пятерки, ты и припрятать не успела, как утащила, так с собой и носишь… А хотя я все понимаю. В квартире не спрячешь – бабка найдет и отберет, она за тобой следит все время, так?

– Так, – буркнула Вера, – как отец ушел, так она совсем с катушек сошла. И отпустите вы меня, все равно ничего не докажете. Кулон я нашла и деньги тоже. Ничего мне не будет…

– Законы ты знаешь, это хорошо, – протянула Дуся, – значит, считаешь, что тебе ничего не будет? Допустим, хотя это тоже отдельный вопрос. Но, во-первых, узнают в салоне, и мать твою выпрут с работы на счет раз. И клиентки такую славу создадут, что салончик накроется медным тазом очень быстро. И хозяйка салона, уж будь спокойна, постарается, чтобы твою маму в черный список занесли и никуда не брали. Ни в один салон не возьмут, и домой никто не пустит, раз дочь – воровка…

Дуся сделала паузу, чтобы девочка смогла переварить ее слова, затем продолжила:

– Ну, в школе, ясное дело, все моментально узнают, и так далее. С голоду ведь помрете. И как тебя угораздило с воровством связаться? Чего тебе не хватало?

– А чего они, – Вера засопела, – у других все, а у меня… Эта дура сама все про себя треплет, и денег-то у нее навалом, и мужчины разные. Да кому она нужна-то?

– Воровать нехорошо, – наставительно сказала Дуся, представив, какой бесконечной морокой обернется арест несовершеннолетней. – Ладно, сейчас ты мне все честно расскажешь, а там посмотрим. Это ведь не первая кража, да?

– Ну… как посмотреть… Было еще пару раз. Только тогда тетки ничего не заметили. Одна думала, что это сын у нее семь тысяч взял, а другая вообще такая дура, что не знает, сколько у нее денег в доме. Я только пять тысяч взяла у нее одной бумажкой, так она решила, что потеряла или засунула куда-то. Она вечно все теряет. Я вообще брала каждый раз не помногу, от них не убудет… знаете, как говорят – если от многого взять немножко, это не кража, а дележка.

– Вообще-то сомнительное оправдание! А в этот раз зачем взяла столько, да еще и кулон прихватила? Во вкус вошла? Удержаться не смогла?

– Я не знала, что он дорогой, думала – простая бижутерия… И что она в полицию из-за этого не пойдет, из-за двадцати-то тысяч, себе дороже выйдет…

Если кто-то и удивился, с чего это девчонка вдруг так разоткровенничалась, то никак не Дуся. Ей всегда все рассказывали, такое уж у нее свойство.

– Больше ничего там не взяла, кроме кулона и денег? – спросила Дуся, пристально глядя на девчонку.

– Не-а, – Вера мотнула головой, – так, ерунду, шкатулочку эту, – она махнула рукой в сторону забора, – кулон в нее положила. Но эти дуры ее все равно сломали.

– В общем, так, – сказала Дуся, – кулон вернешь, и деньги все до копеечки. В почтовый ящик положишь или под дверь подсунешь, мне без разницы, сама выбирай. Но попробуй только до завтра не вернуть, я тогда найду способ тебе и матери твоей жизнь качественно испортить. И завязывай ты с кражами, ведь попадешься рано или поздно. А лучше мозги свои направь на то, чтобы этим трем мерзавкам хитро отомстить. Напрягись уж.

– А что, тут есть над чем поразмыслить. – Вера с грустью смотрела на оторванный карман старенькой курточки.

На том и простились.

Лебедкин вошел в лабораторию и поежился.

Во-первых, здесь было холодно, как на Северном полюсе. Или даже на Южном – там, говорят, еще холоднее.

Во-вторых, капитана всегда пробирал озноб от стоящего здесь отвратительного запаха – смеси формалина, нашатыря и еще чего-то сладковатого, ужасно неприятного, чего-то, что капитан Лебедкин считал запахом смерти.