– Это вы меня простите, король Тарсинг, – сказала она чуть растерянно. – Я не подумала, что могу упасть. Совсем не подумала. Спасибо, что вы подумали об этом за меня.

– Вы могли разбиться… – начал было Орвель и вдруг заметил, что у девушки, такой спокойной и выдержанной на первый взгляд, дрожат губы. Он мысленно обругал себя, оборвал фразу и заговорил мягко, как с ребенком: – Пойдемте отсюда. Не думайте ни о чем. Опасности больше нет. Пойдемте, я отвезу вас… куда вас отвезти? В Бедельти?

– Да, – слабо улыбнулась девушка.

И король понял, что сделает все, чтобы увидеть ее улыбку еще раз.

Руде Хунд думал, что в свою первую ночь на каторге не сомкнет глаз. Будет терзаться мыслями, строить планы побега… чесать свежие укусы, бить блох и проклинать тюремщиков. Молодой маг ошибался. Крепкий организм взял свое, и вскоре после полуночи северянин уснул. Во сне он действительно чесался, скрежетал зубами и пробормотал пару внятных проклятий – но не проснулся.

Каторжанин, с которым Хунда сковали ножной цепью, отягощенной чугунным ядром, был северянину полной противоположностью. Во всем. В частности, он-то как раз не спал этой ночью.

Старик южанин разглядывал бледнокожего парня, который растянулся на тощем тюфячке у его ног, и чуть кривил губы. Более явной улыбки за ним не замечали уже лет двести. Или триста? Маги считают время не так, как прочие. А змеемаги сильно отличаются даже от своих собратьев.

Змеемаг Бенга выглядел семидесятилетним жилистым стариком. Иные чародеи родились, состарились и умерли, а он продолжал выглядеть все так же. На тех, кому сто лет, и на тех, кому десять, Бенга смотрел одинаково – как на детей.

Это не значило, что он был к ним добр. О нет. Детей Бенга не любил. А что такое доброта, он и вовсе не знал. Как-то не довелось выяснить за сотни прожитых лет. Придворному чародею недосуг заниматься абстракциями, в его жизни хватает практических вещей. Запутанные интриги, изысканные яды и смертельные заклятия… Бенга преуспел при дворе, потому что был холоден и точен, а убивал естественно, как дышал. Императрица сначала оценила его качества и приблизила Бенгу к себе, а уж потом он стал змеемагом. Последние несколько веков он был Ее правой рукой, Ее самым доверенным советником, Ее… другом? Пожалуй. Ведь только друга можно предать.

Императрица сослала Бенгу на Тюремный остров за ерунду, за незначащий пустяк. Змеемаг убил ее очередного фаворита, придворного певца – задушил, как змея душит птичку. И был крайне удивлен тем, что подобная мелочь навлекла на него высочайший гнев. Неожиданная немилость императрицы несла скрытый смысл, вот только разгадать его Бенга не мог.

Старик медленно опустил кожистые веки рептилии. Светало. Скоро тюрьма проснется. Скоро тюремщики разбудят каторжан, и белобрысого щенка, который сопит на полу, разбудят тоже.

Щенок был проблемой. Точнее, задачкой, требующей решения. Он был совершенно не нужен Бенге вообще, и особенно не нужен завтра. На завтрашний день у старого змея были вполне определенные планы, и он рассчитывал оказаться в этот день без напарника. Предыдущего закопали вчера, и Бенга не ждал, что ему успеют подобрать нового. Впрочем, это ничего принципиально не меняет. К тому моменту, когда на островах на целые сутки включится магия, северянин должен быть мертв.

Разумеется, пока магия действовала, ссыльных охраняли вдесятеро тщательнее. Сутки праздника смены сезонов на Тюремном острове считались тяжелее, чем предыдущие полгода. Но у Бенги были на этот счет… хм, соображения. Всю ночь старый змей взвешивал разные возможности и варианты, а также пересчитывал прежние выкладки с учетом погрешности, которую внес мальчишка-северянин. Он пришел к выводу, что лучше будет убить Хунда не в тюрьме, а под открытым небом. Если сделать это сейчас, тюремщики, еще чего доброго, оставят труп прикованным к Бенге. Южанин недолюбливал трупы. За долгую жизнь ему слишком часто приходилось от них избавляться.