В Стопариже ничего такого особенно любовного нет. Это самая обычная колониальная планета, имеющая на себе один город, вмещающий примерно два миллиона жителей, что дает ему право на собственного планетного моторолу. Процент Бездельников здесь несколько выше, чем у соседей, однако ничего преступного за этим не кроется – во‐первых, местный моторола внимательно следит за тем, чтобы это превышение чересчур не зашкаливало, а во‐вторых, объясняется оно достаточно уважительными причинами. И не произойди на П‐100 всяких неприятных событий, о которых речь ниже, вполне можно было бы надеяться, что в кратчайшие сроки число Бездельников можно было бы свести по меньшей мере к норме.

Дело в том, что пять веков назад – во всяком случае, согласно источникам, – в тот самый момент, когда П‐100 открыли, случился ужасный геологический катаклизм: в одночасье рухнула громадная тринадцатикилометровая гора, которой изыскатели даже не успели придумать название. Где-то в Зеленых Наслаждениях до сих пор хранится видеозапись этого кош-ш-ш-шмар-р-р-рного зрелища. Долгое время туда водили туристов, но потом они почему-то кончились, и жизнь на П‐100 пришла в упадок. Жаль, ибо из Стопарижа могла бы выйти очень даже недурная курортная развлекальня. Могла бы, будь на нем мало-мальски приличный океанец. Но океана не было, точней, был, даже Парижем его называли, но в пещерах, в одну из которых и провалилась гора, так и не дождавшись от людей хоть какого-нибудь названия.

Людям, собственно, нечего было делать на Стопариже. Синаконовое древо, удивительное растение, из-за которого планету и стали осваивать, давно стало ненужным, рыболовство дохода не приносило, сельским хозяйством заниматься из-за сухой каменистой почвы здесь никто не любил, запоминающегося города поэтов, художников и артистов из П‐100 почему-то тоже не получилось. Оставались техобслуживание интеллекторов и моторол (а такая профессия – товар нередкий) и работа по всему Ареалу через коммуникационные ветви моторолы. Была еще торговля, ну да этим занимаются везде. Разводили здесь, правда, на вывоз местных птиц – хутцунов – удивительно красивую помесь орла и летучей мыши размером с полчеловека, но это относится больше к области экзотики, нежели к полноценной местной промышленности.

Однако что правда, то правда – в Стопариж его жители влюблены вдребезги. Никому его не навязывают, никому особенно не рекламируют, но песни о нем сочиняют только так, и к его флагу (хутцун над тауэром на желтом фоне) относятся трепетно. И никуда не хотят уезжать. Покинуть П‐100 по-стопарижски называется «продать дом».

Должен сразу читателю признаться, что такое длинное введение в очередную главу никакого отношения к ее сути не имеет. Если читатель спросит: «Зачем тогда все это?», – я отвечу, что мне просто нравится Стопариж и хочется, чтобы он понравился всем остальным людям. Независимо от канвы последующего повествования.

А канва подводит нас к двум весьма официальным и весьма уполномоченным персонам, кои всегда по Ареалу путешествуют анонимно, – то есть к Техникам.

Эти самые Техники – два молодца из Департамента Архивации – на вид совершенно обычные интеллектуально бретерствующие юнцы откуда-нибудь из Улесских высших яслей, но на самом деле очень профессиональные, очень разбирающиеся во всем, что касается психики моторол (насколько человек вообще может разбираться в подобной теме), самым незаметным для окружающих, то есть официальным, образом появились в один прекрасный день на Париже‐100, прибыв на собственном спортивном вегикле «Амарада Джонсон» с усиленными подвышками. В меру похулиганили во Второй Танцакадемии, причем настолько неудачно, что даже выдохлись; похулиганив же, направились не к себе в отель «Клада», что на Упоздняках, а совсем в другую сторону – на одну из окраин города, в некий парк под оригинальным названием «Парк здоровья». Где по сексуальной надобности особенно любил гулять молодняк.