Софа неохотно потерла глаза и зевнула. Часы показывали час дня. Она неохотно встала и поплелась в ванную, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к встрече.

Ее взгляд упал на зеркало, на котором красным карандашом для губ было написано «Не забудь» – напоминание принять ежедневную противозачаточную таблетку.

Софья всмотрелась в свое лицо: гладкое, ухоженное, без единого следа тяжелой ночи. Она подкрашивала ресницы и напевала под нос. Жизнь прекрасна и удивительна. Они пообедают в ресторане, совершат небольшой символический шопинг, после снова перекусят в кафе. Потом вернутся домой и займутся любовью.

Гива здорово увлекся Софьей, и этот факт доставлял ей огромное удовольствие. Сегодня, когда мужчина будет находиться в предоргазменной эйфории от ее умелых ласк, она в очередной раз напомнит ему, что для полной гармонии он должен развестись. Ведь тогда они смогут пожениться и станут настоящей семьей. Он послушно кивнет, и в этом согласии будет больше решимости и готовности, чем ранее. Каждую новую встречу Гива привязывался к Софочке сильнее и сильнее, – по крайней мере, ей так казалось.

Она улыбнулась своему отражению, сверкнув ровными белыми зубками. Завтра обязательно в солярий, освежить легкий загар. И к парикмахеру. У самых корней волос уже пробивался рыжий пигмент. А ведь она нынче блондинка.

Глава 3

Улица была узкая, удручающе темная. Ее пересекали еще более узкие, вымощенные булыжником переулки. Почерневшие стены домов нависали с молчаливым отчаянием, будто из последних сил сдерживались, чтобы не дрогнуть и не упасть всей своей кирпичной массой на одинокого прохожего, раздавить, смешать его плоть с каменной мостовой. Томас поежился от пронизывающего ветра и ускорил шаг, до станции надземного метро идти еще минут двадцать. Он родился и вырос в этом городе, но не помнил такой холодной осени.

Девятый час вечера, но людей в вагоне ехало на удивление мало. Бомжеватого вида старик прижимал к груди большую картонную коробку и бормотал под нос. Двое афроамериканцев о чем-то злобно спорили, используя преимущественно нецензурные слова. Toмac уставился в окно. Поезд мчался на высоте второго этажа мимо облезлых промышленных и жилых зданий. Железную дорогу проложили так близко к ним, что можно было высунуть палец и сломать его о выступающие неровности стен. Вскоре пейзаж за окном сменился – теперь поезд оказался в тоннеле из небоскребов, расположенных в коммерческом районе, чикагском Манхэттене. Старые каменные дома соседствовали с современными стеклянными высотками; офисы сменялись магазинами, музеями и скверами, внизу сигналили в пробках нетерпеливые водители…

Томасу нравилась The Loop, Петля – сердце города, утыканное иглами небоскребов и опутанное ржавыми рельсами метрополитена.

Противный женский голос объявил остановку «Стейт Стрит». Томас влился в шумную толпу, делившую улицу на две части, двигавшиеся в разных направлениях. На ближайшем повороте свернул направо и вошел в бар «Монти и Фея», где работал вышибалой уже два года.

Его напарник Джонсон, туповатый, но добродушный ирландец, был уже там.

– Хей, привет, Крайтон, ты, как всегда, минута в минуту?

– Точно. Все нормально? – Томас окинул взглядом бар. Посетителей пока немного, народ подтягивается к полуночи, тогда-то и наступает жаркое время. Кто-то напьется и затеет драку, кто-то начнет приставать к стриптизершам, кто-то не удовлетворится качеством блюд и попытается не заплатить.

– Все о’кей. Сам знаешь, рано еще.

В детстве Томас мечтал стать чемпионом в боях без правил. Но годам к двенадцати понял, что его вечно пьяный отец вряд ли сможет оплачивать тренировки. Мать сбежала, когда сыну исполнилось четыре – он даже не помнил ее толком. Они жили в бедном квартале по соседству с эмигрантами из Польши и Мексики. Снимали двухкомнатную квартирку с видом на стену другого здания.