Упала на колени, не чувствуя боли от соприкосновения израненных ног с булыжной мостовой, лицом к виселице. Раздираемая болью и горем потери, я безудержно рыдала, выла, заламывала руки и кусала губы в кровь, чувствуя, как медленно умираю внутри вместе с теми, кого больше никогда не будет в моей жизни. Их уже никогда не вернешь.

– Пожалуйста… пожалуйста… – шептала я, сбиваясь на судорожные рыдания, молясь, прося, чтобы они оказались живы. Я надеялась, что все это обман…

В момент, когда я вновь подняла глаза, почувствовала, как меня пробил озноб. Они смотрели на меня. Все. Висели со сломанными шеями и с ненавистью, пристально смотрели на меня.

– Это ты виновата в нашей смерти, – услышала я тонкий голос с хрипотцой и с ужасом посмотрела на маленькую Карину. Я задохнулась в боли от ее обвинения.

– Из-за тебя нас убили, – поддержал Алис с нескрываемым укором.

Я лихорадочно затрясла головой, пытаясь опровергнуть их слова, оправдаться, но мне не позволили.

– Это ты нас убила, – услышала я с другой стороны откровенное обвинение и, сглотнув, перевела взгляд на Мили. – Только ты виновата в нашей смерти.

– Если бы не ты, мы могли бы жить, – раздался почти забытый голос старого друга. На него смотреть было больнее всего. Однако я пересилила себя и повернулась к Лайему. Если с остальными я могла поспорить, то ему мне ответить было нечего.

– Я презираю тебя, – выдохнул отец, а мое сердце разорвалось на кусочки.

– Нет! – закричала я. – Нет, я – не убийца, – зарыдала я, вставая с колен в намерении подойти ближе, обхватить каждого за плечи, прижаться и показать, как я их люблю и никогда бы не смогла сделать то, в чем меня обвиняют. – Прошу, поверьте, – задыхаясь, молила я, с ужасом понимая, что с каждым моим шагом не приближаюсь, а наоборот стремительно отдаляюсь от площади. – Нет, нет, пожалуйста!!! Нет! Останьтесь, прошу!!!

Проснулась я от своего собственно крика, чувствуя, что сердце стремительно пытается вырваться из груди, дыхание рваное и тяжелое, а из крепко зажмуренных глаз потоком текли безостановочные слезы.

– Сон, – хрипло, после моего крика, выдохнула я, но облегчения не почувствовала. От навалившегося отчаяния, я взвыла с новой силой, сотрясаясь всем телом. Единственное, что сделала, чтобы приглушить свою истерику уткнулась лицом в подушку. Наверное, поэтому я не обратила внимания, что уже не одна. Когда моя постель прогнулась под новым весом, я сначала вздрогнула, но почувствовав мягкий, пушистый бок большой кошки, что вытянулась вдоль меня, и мягко боднула головой, быстро расслабилась и повернула голову к своей гостье.

– Шая, – сквозь слезы улыбнулась я и порывисто обняла за широкую шею изумленную хищную кошку. Только спустя минуту, уткнувшись носом в теплую шерсть, я почувствовала, что начинаю успокаиваться.

Кошка вопросительно рыкнула, и я отстранилась, смущенно улыбнувшись.

– Прости, – вздохнула я. – Просто страшный сон. Только сон, – убитым голосом добавила я, поняв, что истерика возвращается.

Словно почувствовав во мне перемену, пума вновь боднула меня головой и потерлась мордой о мое лицо, слизывая слезы с щек. После чего чихнула и вполне натурально муркнув, положила голову на мою грудь. Я не стала указывать на то, что от подобного веса дышать стало затруднительно. Наоборот, благодарно, с некоторым трудом, глубоко вздохнув, я запустила пальцы в теплую шерсть, прислушиваясь к мерному дыханию большой кошки. Так и уснула, лениво поглаживая шею моей ночной гостьи.

***

Обеспокоенная хищница быстро оказалась в комнате человечки, что громко кричала во сне. Пума прежде никогда не общалась с людьми, а от хозяина не так часто можно было дождаться проявлений каких-либо эмоций. Растерянная, она сидела у постели и ждала, когда проснется человечка, или придет мужчина, который наверняка знает лучше, что следует предпринять в данной ситуации.