Кушетка стояла под мертвым платаном. Сквозь голые ветви строго взирала одинокая утренняя звезда. В начале века, дерьмового, но, к счастью, уходящего, голодный петроградский математик доказал, будто Вселенная постоянно расширяется. Абсолютная чушь! Расширяется голова Петера под воздействием алкогольных паров. Сейчас в ней, пустозвонящей, смутно проступали: веранда «Зеленого какаду», скатерть со стопкой картонных подставок под пивные бокалы, загорелая, в обрамлении седых волос, лысина Сильвестра и поднятые над ней кулаки прежних «крестников» бывшего начальника городской полиции.

Всему виной был он, Петер Дембински. Или абрикосовая водка. Или злосчастный русский аэродром, где с утра пораньше вертолеты уже пробуют движки: слышен характерный звук.

Петер приподнялся на локте. Запущенный сад дышал в лицо сыростью и необъяснимой тревогой, от которой в тоске сжималось сердце. Так бывало в детстве: на бесшумных войлочных подошвах страх крадется к твоей кроватке, чтобы схватить и унести на кладбище, где среди могил бродят мертвецы в саванах и горят таинственные огоньки.

В дальнем углу сада запел дрозд. Желтоклювая птица прочищала горло, и Петер подумал, что ему тоже неплохо горло промочить. Мозаика вчерашнего вечера на веранде «Зеленого какаду» сложилась вдруг в цельную картину. Неожиданная мысль сорвала Петера с кушетки и бросила за ствол мертвого платана. Сама собой замкнулась логическая цепочка: обиженный вчера Сильвестр известен как заядлый охотник-снайпер, причина неприятности – Петер. Щелчок курка – грохот выстрела – венок с лентой от скорбящих сограждан: «Петеру Дембински, самоотверженному демократическому журналисту».

Прижимаясь щекой к шершавой коре, Петер долго стоял под прикрытием платана. Дрозд заливался вовсю, его бодрая песенка уносила пьяные и нелепые страхи Петера. Ну что ему может сделать Сильвестр?

О Габриэлле напомнил взбодрившийся с восходом солнца ветерок. Ветер проделывал с туманом то самое, что Габи каждое утро вытворяла с одеялом. Стянув его с Петера, в конце концов сбивала в неопрятный комок длинными красивыми ногами. Теперь жена отлучит от семейного ложа дня на три.

Петер с опущенной головой побрел к дому по песчаной дорожке. Мысль о гудящей электробритве вызывала дрожь.

Что заставило его обернуться? Из почтового ящика торчал угол конверта, а почтальон еще не подъезжал. Ею скрипучий велосипед слышен издалека.

Почтовый ящик был укреплен с внутренней стороны калитки. Калитка оказалась приоткрытой и заскрипела под рукой Петера. Он потянул на себя влажную от росы ручку и невольно вздрогнул.

Да, это и был тот самый звук! Металлический щелчок щеколды. При свете дня совсем не страшный, но… Но, значит, все же не приснился Петеру, и ночью кто-то побывал в саду. Побывал и оставил телеграмму.

«Корреспонденту газеты «Завтрашний день», – прочел Петер и разорвал коричневую бандероль.

Через минуту журналист хлопал себя по карманам в поисках сигарет, руки дрожали от волнения и азарта: этой ночью в сад заглянула сама Большая Сенсация. Уж если из яблока, сорванного русским школьником в чьем-то саду, Петер мог приготовить остренькое газетное блюдо, то сейчас масть сама шла ему в руки.

Была одна закавыка. «Завтрашний день» принципиально выступал против насилия. Впрочем, всем известно, что террористы – это палестинцы и прочие арабы. Если же силу в качестве аргумента выдвигают патриотически настроенные люди, это совсем другое дело. А «Фронт освобождения от русских оккупантов» – организация, несомненно, патриотическая.