– Хорошо, – кивнул Логинов. – Ты меня убедил. Мы беремся спасти твою жизнь. Однако эвакуировать тебя из страны будет не так-то просто. У «Международной амнистии», к сожалению, нет подобных возможностей. Но мы прибегнем к помощи соотечественников. Ты готов беспрекословно выполнять все наши указания? Потому что в противном случае мы не станем рисковать жизнью и свободой своих сотрудников…

– Да, я готов!

– Хорошо, парень! Тебя как зовут?

– Ахмад!

– Это Джон! Он займется переправкой тебя в более безопасное место. Если все пройдет нормально, мы познакомимся с тобой уже там.

– Чертовы персы!.. – вздохнул Иванов, отключив мобильный.

Звонок сотрудника службы безопасности пришелся очень некстати. Во всех смыслах. Иванов поспешно проглотил еще один кусок восхитительной говядины, на этот раз совсем не почувствовав вкуса. После этого инженер распахнул барсетку, где у него на такие случаи имелись капсулы олиметина. Вообще-то это лекарство предназначалось для лечения почек. Но Иванов еще в студенческие годы научился использовать его вместо «Антиполицая».

Инженер сунул в рот и раскусил две мягкие податливые капсулы. По языку разлилась пахучая вязкая жидкость с мятным привкусом. На полчаса-час она надежно забила запах алкоголя. Иванов поспешно сунул упаковку в барсетку, застегнул ее и поднялся на ноги. Официант вопросительно повернулся к нему, однако инженер помахал головой и сказал на ходу:

– Я скоро вернусь!

В другом случае официант потребовал бы расчета, но русский был постоянным клиентом. Поэтому официант только кивнул. Инженер вышел из ресторана. Несмотря на позднее время, в Бушире было очень жарко. За время пребывания в Иране Иванов к этому так и не привык. Как в свое время не смог привыкнуть к полчищам гнуса на Урале.

Закончив университет, Иванов получил распределение в знаменитую «забабаховку». Так в среде ядерщиков именовался институт технической физики всероссийского ядерного центра, расположенный неподалеку от завода «Маяк» в тайге между Челябинском и Екатеринбургом. Сам «Маяк» в среде физиков именовался «сороковкой», по одному из названий – Челябинск-40.

«Сороковка» синтезировала на своих реакторах ядерное сырье – уран и плутоний. А в «забабаховке» из этого сырья производили все более и более совершенные ядерные боеприпасы. Именовали так институт технической физики по имени его бывшего руководителя – покойного академика Забабахина.

Попасть в этот российский Лос-Аламос было мечтой любого физика-ядерщика. Ведь Арзамас-16, или институт экспериментальной физики, хоть и располагался ближе к Москве, но таких мощностей не имел. Иванов приехал в «забабаховку» с молодой женой и большими надеждами.

Однако вскоре лишился и того, и другого. Великая советская империя рухнула, и на какое-то время в Москве стало не до ядерных программ. В результате элита мировой физики – сотрудники «забабаховки» полгода не получали зарплаты. Жена сделала Иванову ручкой уже месяца через два.

Иванов взял отпуск и на неделю ушел в тайгу с коллегами. Такой вид отдыха весьма распространен среди уральских ядерных дел мастеров.

Охота и выпивка помогли Иванову пережить это предательство, однако боль давала о себе знать еще долго.

Ну, а для института технической физики наступили смутные времена.

Иногда зарплату могли дать два месяца кряду, а иногда словно бы забывали о ней. И из «забабаховки» начался массовый исход специалистов. Многих из них хотели бы видеть у себя самые знаменитые зарубежные ядерные лаборатории. Однако выезд за рубеж носителям ядерных секретов был запрещен.