– Просто это особый ритуал для сыновей Ареса, когда им исполняется пятнадцать лет. А я – первая из дочерей, которой разрешили участвовать в этом ритуале за очень долгое время.

– Тебе повезло.

– Скажи это Фобосу и Деймосу. Они меня ненавидят. Мне обязательно надо вернуть колесницу в храм.

– А где этот ваш храм?

– На пирсе 86. «Отважный».

– Ух ты!

А что, не так уж и странно, если подумать. Я сам ни разу не был на борту этого старого авианосца, но, насколько я знаю, в нем устроили что-то вроде музея вооруженных сил. Наверняка там немало самого разного оружия, бомб и прочих опасных игрушек. Вполне подходящее место для бога войны.

– До заката еще часа четыре, – задумчиво сказал я. – Так что должны успеть. Главное, найти эту колесницу.

– Но почему Фобос сказал, что она на другом берегу? Мы ведь на острове, во имя Зевса! Куда ни посмотри – везде другой берег!

– Он еще говорил про диких зверушек, – вспомнил я. – Маленьких диких зверушек.

– Зоопарк?

Я кивнул. Зоопарк есть в Бруклине – как раз на противоположном берегу. А может… это какое-то другое место, – там, где держат именно маленьких диких зверушек. Это должно быть укромное убежище, чтобы никто не догадался, что там можно спрятать боевую колесницу.

– Стейтен-айленд, – сказал я. – Там есть небольшой зоопарк.

– Может быть, – отозвалась Кларисса. – Похоже на то. Фобос и Деймос вполне могли спрятать колесницу там. Но если мы ошибаемся…

– У нас нет времени на ошибки.

Мы вышли на Таймс-сквер и сели на номер 1, чтобы добраться до парома.

В половине четвертого мы уже были на пароме, вместе с группой туристов, которые выстроились у поручней на верхней палубе и увлеченно фотографировали статую Свободы.

– Он сделал ее похожей на свою маму, – сказал я, взглянув на статую.

Кларисса нахмурилась:

– Кто?

– Бартольди, – ответил я. – Тот, кто сделал статую Свободы. Он был сыном Афины и специально сделал так, чтобы статуя была похожа на его мать. Ну, по крайней мере, так мне рассказывала Аннабет.

Кларисса закатила глаза. Аннабет была моей лучшей подругой. Она обожала архитектуру и памятники и часто рассказывала мне о них. Видимо, я кое-что запомнил.

– Все это бесполезно, – заметила Кларисса. – Все, что не помогает сражаться, – бесполезная ерунда.

Я хотел было ей возразить, но тут паром вдруг резко остановился, так, будто натолкнулся на скалу. Туристы попадали друг на друга. Мы с Клариссой бросились на нос. Вода далеко внизу забурлила. И вот на поверхности показалась голова морского змея.

Чудовище было не меньше самого парома. Серо-зеленое, с крокодильей головой и острыми, как бритва, зубами. От него воняло так…

ну, в общем, как от того, кто только что поднялся со дна Нью-Йоркской бухты. На спине у чудовища восседал упитанный парень в черных греческих доспехах. Лицо было испещрено уродливыми шрамами. В руке он держал копье.

– Деймос! – воскликнула Кларисса.

– Привет, сестричка! – У него была такая же уродливая улыбка, как и у змея. – Хочешь поиграть?

Чудовище заревело. Туристы закричали от ужаса и бросились врассыпную. Не знаю, что именно они увидели. Обычно Туман скрывает от людей настоящий облик чудовищ, но, что бы ни увидели туристы, их охватила паника.

– Оставь их в покое! – воскликнул я.

– А то что, сын Посейдона? – насмешливо спросил Деймос. – Брат говорит, что ты слабак! И вообще – я обожаю ужас! Я без него жить не могу!

Деймос пришпорил змея, и тот врезался головой в паром. Паром повело назад, завыли сирены, пассажиры пытались бежать, но только лишь падали. Деймос радостно засмеялся.