И час пробил; в январе 1756 года Лондон заключил с Пруссией «Вестминстерский» договор – тоже субсидный (очень похожий на тот, который Вильямс, с помощью Бестужева, вырвал у Елизаветы).

– Великолепно, – обрадовался Фридрих, – теперь Россия нам не опасна, а на войну, как и на свадьбу, ходить с пустым кошельком никому не советую…

Но прискакал в Сан-Суси, совсем некстати, запыхавшийся герцог Нивернуа – посланцем лично от Людовика XV.

– Франция вам так верила, как, может, не верила самой себе! Что вы сделали? – ужасался Нивернуа. – Версаль и король в отчаянии от вашей черной измены.

– Измены? О нет! – сразу отперся Фридрих. – Этим договором я оказал только услугу Версалю. Отныне вы можете спокойно заниматься вашей излюбленной «тресковой войной» возле Ньюфаундленда с британскими корсарами. А я беру на себя вашего врага Австрию и… Улыбнитесь же, герцог! Сейчас я вас обрадую. Тех русских, что сидят на моей шее, я тоже беру на себя. Версаль, таким образом, может с головой залезть в польские распри – русским станет не до поляков!

– Но Англия, Англия… – страдал Нивернуа. – Как вы могли? Ведь британцы уже залезли в нашу Канаду!

Фридрих раскатал перед герцогом карты:

– Я всё продумал. Продумал за вас! Франции лучше всего высадить свою армию на берега Шотландии. Смотрите, герцог… Я всё продумал. Всё, чтобы обессмертить имя Франции в веках высадкой десантов на острова Королевства!

Так говорил человек, только вчера заключивший договор о дружбе с Англией, – недаром же Гитлер почитал Фридриха великим и безгрешным, почти святым королем.

* * *

Мнимое «равновесие» Европы пошатнулось. Пруссия невольно становилась врагом Франции. Теперь Елизавете Петровне осталось ратифицировать договор о союзе с Англией, и тогда русские невольно оказались бы в союзе с Пруссией. Но в России вели себя так, будто ничего не ведали. Они и на самом деле ничего не ведали: до Санкт-Петербурга еще не доскакали курьеры с новостью. Ратификации договора по-прежнему томились на столе Елизаветы, и она, как всегда, оттягивала их подписание:

– Ой, да погодите… Не быть ли мне зазря битой?

Вильямс в гневе депешировал в Лондон: «Ратификации шестую неделю лежат неподписанные на столе императрицы». А потому, когда канцлер при встрече с Вильямсом спросил как бы невзначай: «Ежели Фридрих нападать на нас станет, какую помощь окажет нам Англия?» – то, в ответ на это, Вильямс ответил вопросом:

– А ваша императрица ратифицировала конвенцию?

– Пока нет.

– Тогда и разговор о помощи со стороны его величества, короля моего, откладывается…

Бестужев-Рюмин понял: коготок вязнет – всей птичке пропасть. Ведь деньги-то у англичан он уже взял. И крышу во дворце своем настелил новую. И стекла зеркальные из Брюсселя вывез морем… Теперь самому платить надобно. Платить – делом!

Выбрав момент, когда Елизавета хворала, канцлер нагрянул к ней с жалобами:

– Великая осударыня! Опять ковы чувствую, опять недруги сожрать меня силятся… Доколе же терпеть мне, немощному?

– О чем ты, Петрович?

– Да как же, матушка! Вот возьмут англичане конвенцию сию и вернут ее нам, как вексель на протестацию. И король оскорбится… А мне сего не снести позора!

Елизавета махом ратифицировала договор с Англией.

– Забирай, – сказала она, спихнув со стола бумаги. – Но ежели хоть один волос падет с головы русской за интересантство аглицкое, то знай, канцлер: и твоей башке на плечах не висеть!

И вот тут до Петербурга дошло известие о том, что Пруссия уже состряпала такой же договор с Англией… Получалось нечто ужасное: Россия должна отныне в ряду с пруссаками проливать кровь за интересы, которые не только солдатам, но и самой Елизавете Петровне не всегда понятны.