– Ладно. Что еще?

– Ничего похожего на дневник. Два десятка тетрадей, все чистые. Ручки, карандаши. Ни записной книжки, ни блокнотов.

– Все контакты могут храниться в телефоне. Блокнот ей ни к чему.

– Из одежды – две пары джинсов, три свитера, четыре футболки. В ящиках нет ни наушников, ни телефонных зарядок.

Сергей оглядел дюжину мягких игрушек, отчего-то выглядевших в этой пустой пыльной комнате жутковато. Грязно-белые зайцы. Медведи со слабоумными улыбками. Два почти одинаковых единорога. Ядовито-розовое существо с неопознаваемой видовой принадлежностью.

– Здесь как будто двенадцатилетняя школьница живет, а не взрослая девица, – заметил Сергей.

– У девушки депрессия. Ни с кем не дружит, никуда не поступила, из комнаты не выходит. Может, подсознательно пыталась вернуться в собственное детство?

– Предлагаешь искать ее в железной ракете на детской площадке?

Илюшин сочувственно похлопал его по спине:

– Ракет на детских площадках не ставят уже лет двадцать.

Он перебрал игрушки, тщательно ощупывая их. Выдвинул ящики из-под кровати: в них выглаженными стопками лежало постельное белье. Судя по сдвинутым пододеяльникам, до него здесь кто-то рылся.

– Похоже, родители провели небольшой обыск.

– Я бы тоже провел, если бы у меня исчезла восемнадцатилетняя дочь, – отозвался Сергей. – Даже до ее исчезновения проводил бы. Превентивно. Каждый месяц.

На единственной книжной полке стояли «Пятьдесят оттенков серого», «Мастер и Маргарита» и серия женских романов в истрепанных мягких обложках. Они пролистали книги, затем Бабкин простучал шкафы, кровать и подоконник, ища тайник. Его не оставляло чувство, будто обитательница комнаты что-то хорошо спрятала.

– Поговорю с родителями насчет девайсов.

Бабкин вышел, а Макар сел на кровать и огляделся.

Игрушечные единороги не вязались у него с идолами кей-попа, а розовые шторы – с картиной на стене. Обстановка была какой-то выхолощенной, словно номер в гостинице, которому наспех, неумело пытались добавить уюта.

Вернулся Сергей. Ни планшета, ни компьютера у Даши не было – только телефон, который она взяла с собой.

Макар покивал и вышел на кухню. Родители и младший брат девушки стояли очень близко друг к другу, будто о чем-то совещались. Сын обнимал мать за плечи.

– Можно посмотреть детские фотографии Даши? – спросил Макар.

Все трое переглянулись.

– Зачем? – Егор недоуменно пожал плечами. – Мы дали вам нынешние фото. Даша очень сильно изменилась…

– И все-таки. Прошу вас. – Илюшин улыбнулся, ничего больше не говоря. Он, собственно, и сам не смог бы объяснить своего интереса к детским снимкам.

Вера посмотрела на растерянного мужа и решилась:

– Даша – приемный ребенок. Мы удочерили ее, когда ей был год с небольшим. Жили в частном доме, а потом пришлось переехать… Случился пожар. Все сгорело, альбомы тоже. Извините, это больная для нас тема… До сих пор не можем оправиться, хотя прошло уже больше двух лет.

– Причина пожара? – быстро спросил Макар.

Женщина замялась.

– Что-то с проводкой, – буркнул ее сын.

– Да, именно так, – подтвердил отец. – Правда, я проводкой сам занимался, но пожарные сослались на это… – Он развел руками. – В общем, моя вина.

– Переехать пришлось бы в любом случае, потому что соседка разболтала Даше, что она нам не родная. Мы-то скрывали… Дашу это потрясло. Собственно, тогда и началась ее депрессия. Она закатывала скандалы, твердила, что мы испортили ей жизнь. Даже из телефона вычеркнула нас как маму и папу и записала только имена, как будто мы ей, знаете, соседи или просто знакомые… – Вера вытерла слезы.