Дальше – только домыслы и полная неизвестность.
Долгое время в Свердловске ждали сообщения о том, что группа Дятлова вернулась в Вижай. Не дождались. Начались поиски, и лишь спустя двадцать пять дней после случившегося на склоне Горы Мертвецов обнаружили палатку, разрезанную ножом, а в отдалении – мертвые тела. Двое лежали под огромным кедром, трое замерзли будто бы по дороге от кедра к палатке. От палатки тянулась цепочка человеческих следов, а возле кедра нашлись «следы человеческой деятельности» – костровище.
Следов насильственной смерти сначала обнаружено не было.
Я начертила на девяти страничках горизонтальные линии, написала сверху девять имен и фамилий. Теперь можно составлять досье. Но это завтра, а пока я приняла душ и улеглась в постель, прихватив с собой еще одну картонную папку. На этот раз – из тех, что были у Эмиля Сергеевича. Очередная надпись: Дело… скоросшиватель.
Ничего там подшито не было – в папке лежали тоненькие тетрадки с блеклыми обложками: почти зеленая, уже не белая, едва розовая… Это были дневники туристических групп и планы походов 1955–1957 годов, поход по Кавказу, Южный Урал, Чо́ртово (таковы были правописательные требования) городище… Состав участников групп, занесенный в специально разлинованную таблицу, менялся, но две фамилии встречались повсюду: И.Дятлов (упоминался в основном как начальник групп) и З.Колмогорова (санитар, завхоз). Два раза встретилась и фамилия Тибо (без второй части – Бриньоль).
Пришел Шумахер, оценил незнакомый запах старых чернил (так пахло от маминых тетрадок отличницы, которыми бабушка потрясала перед моим «троечным» носом).
Я обняла кота, и мы начали читать вместе.
8. Дневник
10/II – 57 г.
Последний день сессии. Некоторые еще сдают экзамены, другие налаживают лыжи, запасают пленки, подгоняют снаряжение. Ведь сегодня ночью поезд понесет нас в далекие края!
Тут запись прерывалась, что-то остановило автора. В походах, я знала от папы, туристы обычно ведут дневники по очереди, причем делают это почти все без особой охоты. Сразу видно женское письмо – оно выдает себя не только слабеньким карандашным нажимом, но и подробными описаниями, цитатами: «он сказал», «она ответила»… Мужчинам жаль тратить слова попусту: в основном они сдержанно сообщают, где в конкретный момент находится группа и каковы погодные условия. В лучшем случае – описывают привлекательность окружающего ландшафта. При условии, что его признали привлекательным.
Дневник, который я читала, не имел отношения к делу – но разве я знала, кто его вел?
В ожидании электрички плясали, пели, прыгали, ели конфеты. Грелись у одного рабочего в квартире, были свидетелями горя алкоголика и радости человека. До Свердловска доехали на двух электричках, весь поход сопровождался различными приключениями, интересными авариями, как, например, у Володи поломалось крепление, в ожидании, пока ремонтировали, девочки сочиняли на мотив бродяги: «Авария-а-а-а…»
Точно, была такая песня из индийского фильма с Раджем Капуром – «Бродяга». Абарая-а-а-а. Мама спела мне однажды частушку тех времен:
А запись эта, про аварию – явно женской руки.
В другой тетрадке – маршрут, расписанный по дням, с указанием цели и задачи похода (видимо, требовались спортклубом), подробные списки снаряжения. Тут же – картосхемы пути и чертежи, насколько я могла понять, какой-то печки, расчеты «в столбик» и чернильные рожицы. Кто их рисовал? Может, Дятлов?..
Всё это происходило за два года до страшной гибели его группы.