Так, согласно данным французских исследователей, на которые ссылаются отечественные ученые, арабский элемент в этнической преступности республики не является превалирующим. Север страны контролируется по большей части выходцами из Югославии, северо-запад – румынами и цыганами, запад – албанцами, хорватами и марокканцами, юго-восток и юго-запад принадлежит албанцам, кавказцам (в основном – грузинам), балканцам и африканским (южнее Сахары) сообществам, Эльзас и Лотарингия – опять же балканцам и туркам. И только лишь на юге (Марсель) и в Иль-де-Франс прослеживается доминирующее влияние арабов из Магриба (все приведенные выше сведения базируются на официальных отчетах Министерства внутренних дел Франции)>1.
Эта информация (если только она сознательно не приукрашена сотрудниками французского МВД) однозначно свидетельствует в пользу некоторого преувеличения СМИ и рядом исследователей проблемы «мусульманского засилья» по крайней мере во Франции. Вероятнее всего, подобная картина складывается из-за повышенного внимания к французской столице (согласно имеющимся данным, на Париж приходится 21,7 % похищений с целью выкупа и принуждения к проституции, а также 27,1 % национального наркотрафика). А также из-за того, что марокканские и иные североафриканские группировки контролируют наиболее болезненную для любого общества преступную деятельность – торговлю наркотиками[18]>[19].
Однако даже если в криминальной картине Европы в целом арабы (и мусульмане вообще) не играют доминирующей роли, то проблема исламских кварталов как таковых все же имеется. О ее наличии, в частности, говорит конфликт, произошедший в июне 2020 года во французском Дижоне, между представителями чеченской и магрибинской диаспор, в котором сначала пострадал один чеченский юноша, а затем много марокканцев и тунисцев (якобы имел место конфликт между представителями кавказской диаспоры и местными наркоторговцами). Характеризующим ситуацию моментом являлась почти полная индифферентность к происходящему полицейских патрулей. Уладить конфликт в бедном квартале Грезий удалось лишь путем участия религиозных авторитетов. Как сообщила отечественная пресса, общины примирились на площади перед мечетью в присутствии чеченского и тунисского имамов[20].
Очевидно, что мусульманские кварталы вне зависимости от того, доверяем мы или нет точке зрения Пайпса и Керна, все же имеют особый статус в глазах местных властей. Особость эта связана с двумя аспектами: засильем криминала, который формирует специфическую экономику гетто, и поведением и культурой его обитателей. Первый и второй моменты, как представляется, напрямую связаны друг с другом, поскольку правящие бал в особых зонах криминальные лидеры напрямую заинтересованы в поддержке местных имамов.
Закрытость гетто, специфический статус этих районов подчеркивается не только поведением полиции, фиксируемым прессой, но и периодически публикуемыми отчетами органов власти европейских стран. В этих отчетах и иных аналитических документах содержатся сведения относительно ситуации внутри мусульманских сообществ. Оценивается степень их криминализации, а также уровень неприятия коренными жителями континента нравов и обычаев переселенцев, которые подчас провоцируют «расистские» настроения[21]. В то же время степень закрытости зон в этих документах оценивается по-разному. Так, в докладе Управления Верховного комиссара ООН по правам человека, посвященном положению мусульманской общины Дании, приводятся разные точки зрения. Согласно одним, в датских гетто (причем термин используется совершенно официально) развилось, закрепилось и функционирует так называемое параллельное сообщество, не желающее адаптироваться (а согласно тексту доклада, не имеющее для этого достаточных возможностей) к правилам европейской жизни. Согласно другим, никакого параллельного сообщества не существует и проблема серьезно раздута