– Ты считаешь, что я еще способна на большую любовь? – Мелани постаралась сделать удивленный вид, но Грант не поддался на это. Старая боль так и не оставила ее. И он сомневался, пройдет ли она вообще.

– Я слишком хорошо знаю тебя, Мел. Даже лучше, чем ты сама.

– По-твоему, я мечтаю найти достойного мужчину?

На сей раз она засмеялась, и он не сдержал улыбки.

– Ты этого до смерти боишься.

– Сдаюсь.

– Ты могла бы найти счастье.

– Зачем? Я и так счастлива.

– Глупости. Одиночество не приносит счастья.

– У меня есть двойняшки.

– Это не совсем то.

Она пожала плечами:

– Ты же счастлив в своем одиночестве.

Она попыталась заглянуть ему в глаза, не зная, что найдет в них, и была удивлена, прочтя в них тоску одиночества. Тоска, как оборотень, пряталась днем и вылезала наружу по ночам. Ничто человеческое не было чуждо даже блистательному Гранту.

– Если бы одиночество приносило радость, то я бы не женился три раза.

Они вместе посмеялись над этим, а потом он отвез ее домой, по-отечески поцеловав на прощание в щеку. Мелани неожиданно подумала о том, что они могли бы стать прекрасными любовниками, но она понимала, что это только испортило бы установившиеся между ними отношения, а им обоим этого не хотелось. Они дорожили этой дружбой.

А сейчас она смотрела на него, стоя в коридоре возле своего кабинета, уставшая, но обрадовавшаяся встрече с ним в конце этого долгого дня. Грант давал ей то, чего не мог дать никто другой. Двойняшки были еще малы и требовали постоянного внимания, любви, заботы.

– Я готова съесть с тобой по гамбургеру завтра вечером.

– Исключено. – Он с сожалением покачал головой. – У меня свидание с парочкой дураков.

– Ты самый отъявленный женоненавистник из всех, кого я знаю.

– Угу!

– И гордишься этим.

– Ты права.

Мелани улыбнулась и взглянула на часы.

– Мне пора домой, а то Ракель закроет дверь на засов и не впустит меня; она – настоящий деспот.

Эта экономка жила в их доме уже семь лет. Для девочек она стала просто находкой, но была очень строгой. Ей чрезвычайно нравился Грант, и она все эти годы пыталась убедить Мел сблизиться с ним.

– Передай Ракель пламенный привет.

– Я скажу ей, что задержалась по твоей вине.

– Ладно, а завтра я передам тебе список кардиохирургов. Ты будешь здесь?

– Разумеется.

– Я загляну.

– Спасибо. – Мелани послала ему воздушный поцелуй, и он отправился к себе, а она заскочила за сумкой в свой кабинет и мельком взглянула на часы. Уже половина восьмого, Ракель будет ворчать. Мел поспешила вниз, схватила такси, и через пятнадцать минут водитель свернул на Семьдесят девятую улицу.

– Я пришла! – крикнула она, проходя через прихожую, оклеенную обоями с нежными цветами, с белым мраморным полом. Каждый, кто переступал порог этого изысканного дома, ощущал приветливую атмосферу, царящую в нем. А от ярких красок, больших букетов цветов, желтых и пастельных деталей интерьера сразу же поднималось настроение. Этот сугубо женский дом всегда изумлял Гранта. Мужчина, поселившийся здесь, захотел бы все переделать. В прихожей удивляла большая старинная вешалка для шляп, увешанная шляпами Мел и любимыми вещами, оставленными там девочками.

Гостиная была нежного персикового цвета, с глубокими диванами, обтянутыми шелком, которые так манили погрузиться в них; муаровые занавеси ниспадали мягкими складками, которые были подвязаны на французский манер; стены такого же нежного персикового оттенка украшали лепнина и изящные рисунки пастелью. Спальню Мелани отделала в нежно-голубых тонах и обставила мебелью, обтянутой муаровым шелком; столовая была белая, а кухня – желто-оранжевая с голубым. Дом излучал счастье, и по нему хотелось побродить. Элегантность обстановки не пугала, а вызывала ощущение уюта и покоя.