– Окна у нас мало кто ставит. С побережья часто налетает ураган, ни одно стекло не выдержит. Раз в год бывает, что и дома сдвигает на пару дюймов, хоть они и вмерзли в лед. Так весь городок потихоньку пятится от моря, – она встала, потянулась и собрала посуду со стола. – Одно окошко есть. В кладовке. Оттуда можно посмотреть какая погода на дворе и если вьюга или ледяной дождь, то не выходить.

– А сейчас там как? – с затаенной тревогой спросил Лев. – Не смотрела?

– Сейчас без разницы. Мы выезжаем через полчаса при любой погоде.

– На ночь глядя? – идея не вызвала энтузиазма. – В адский дубак?

– Оденем тебя потеплее, мороза даже не заметишь. А ехать нужно, иначе к утру не успеем.

– Ку… куда?

Три недели прошло с того самого первого «куда», после которого все завертелось, а вопрос остается до ужаса актуальным.

– На пароход, конечно. Я же говорила еще при встрече, – всплеснула руками Нига, – как ты мог забыть?!

Лев Мартынов:-(лавирует между айсбергами

23 апреля, около полуночи

Форт Илуллисат, Гренландия

Нет возможности для публикации,

запись будет сохранена, как черновик

Ну, вот что это за претензия такая?

Как он мог забыть…

Да запросто. Лев вообще не помнил, как оказался в доме стюардессы, как добрался до кровати и кто его раздевал. «Подумаешь – голый, чего я там не видела». Ох уж эта Нигугайк. Он снова покраснел и в который уж раз напряг мозговые извилины, чтобы хоть немного распрямились.

Вроде бы девушка говорила, что беспокоится о чем-то важном… Помочь надо… Но кому?… И чем вообще Лев может помочь? Его самого в этих суровых широтах спасать надо…

Гренландские ночи подкрадываются незаметно. Вот только что ослепительная белизна вычерпывала глаза до донышка, заставляя людей постоянно прищуриваться, и вдруг появляется сиреневый туман. Не смейтесь, реально сиреневый, как… Как то проклятое мороженое, которое Лев так и не попробовал в Париже…

Опять эти навязчивые мысли…

Опять эта предательница…

Прочь! Убирайся из моей головы и сирень свою забирай! Тем более что вокруг уже не туман, а многослойный купол из дымчатого хрусталя, тьма сгущается, небо где-то далеко вверху почернело, а здесь, внутри хрустальной сферы, видно как днем. Даже лучше, чем днем, потому что глазам не больно от яркого света. А посмотреть есть на что, столько удивительного рядом.

Вот, к примеру, айсберги в этом изгибистом фьорде, через который они плывут уже третий час. При беглом взгляде, казалось, что все плавучие льдины одинаково белые, лишь парочка в дальнем углу отливала нежной голубизной. Но сейчас-то видно, что они разноцветные, как домики в городке. Вон та гора льда – бледно-зеленая, с изумрудным пятном возле сколотой вершины. А справа отвесная стена, расчерченная вертикальными оранжевыми струйками, будто капли апероля стекали по краешку бокала, да так и застыли. Слева на простор морской волны выплыл складчатый айсберг, похожий на скомканное одеяло, если посчитать сверху вниз – шесть, нет, семь разных оттенков синего. За ним, вдалеке, мелькнул тигриный бок с коричневыми полосками.

Бывают же на свете белые тигры?

Он и этого не помнил. Мозг впитывал окружающую красоту и временами лениво восхищался пейзажем, но соображать отказывался. Лев пританцовывал на палубе, чтобы не замерзнуть.

Меховых сапог по размеру не нашлось, но Нига предложила запихнуть в ботинки собачью шерсть. А он отказался.

Дурак набитый!

Хотя нет, набитому, пожалуй, было бы теплее. Пароходик маленький. В трюме не спрячешься, там только двигатель и помещается. Кают нет в принципе. В крошечной рубке – ворчливый капитан, зыркающий из-под насупленных бровей на посторонних. Приходится вытанцовывать снаружи, иначе недолго и околеть – фырчащая посудина ползет по заливу нарочито медленно. Понятно почему. У этих разноцветных милашек, ласково трущихся о борт парохода, как котята, есть и подводная часть. «Титаник» не даст соврать. Не спеши, капитан, мы все понимаем. Как бы зябко не было на палубе, в ледяной воде люди погибнут через пять минут. А если акулы нарисуются, то и быстрее.