Из этого коридора появилась Катя, схватила за руку, потащила в темный угол.

– Рада тебя видеть, – она поцеловала Льва в губы и оттолкнула к стене. – Стой здесь! Жди сюрприза!

Смотреть концерт из правой кулисы – это не совсем то, о чем мечтали большевики. Им больше подходит левая, да и оттуда слышался бы недовольный ропот. Мимо постоянно кто-то бегает, спотыкаясь о змеящиеся провода, матерясь на разных языках, толкая в спину, в бок, в грудь, умудряясь даже над головой протиснуться с чем-нибудь тяжелым и угловатым. Из-за многоярусной колонки виднеется самый бессмысленный кусок сцены с ударной установкой, единственное, что можно разглядеть с этого ракурса – тарелки хай-хэт, которые изредка подпрыгивают на стальном стержне. Звук доносится в искаженном виде, уши сворачиваются в трубочки, а нервы во всем теле ноют и подергиваются. Но к этим неудобствам быстро привыкаешь, и даже зубная боль, вспыхивающая в такт музыке, не портит настроения.

Музыканты отработали ровно два часа, поклонились и ушли. Жаль, в противоположную кулису. Но все понимали: это еще не конец. Десять минут гремели аплодисменты и крики: «Хотим больше! Хотим больше!» Первым вернулся барабанщик, притворяясь, что ищет забытые палочки. Он сделал удивленное лицо в стиле «А чё это вы здесь делаете?!» С минуту постоял, глядя на бушующее море, затопившее танцевальный партер. Сел и исполнил зажигательное соло. Встал, поклонился: хватит вам? «Нет!» – хрипели сорванные глотки многотысячного зрительного зала. – «Хотим больше!»

Ударник пожал плечами и свистнул. Этого сигнала только и ждали остальные. Выпорхнули бэк-вокалистки, прискакала ритм-секция, неспешно вышли гитаристы и в конце, ломаясь, как шарнирная кукла, появился солист.

– Окей, – просто сказал он, и зал мгновенно затих.

Исполнили на бис пять вселенских хитов, а потом волшебный голос, который только что объяснялся в симпатиях к дьяволу, запел о райских кущах:

Песня была написана задолго до рождения Льва и на концертах не звучала больше четверти века. Зачем же они откопали это старье?

А, понятно зачем.

– У вас есть мечты, я знаю, – прокричал солист в микрофон. – Вы верите, что эти мечты когда-нибудь исполнятся. Случится ли это именно с вами? Только если повезет. Потому что вы просто верите, но ничего не делаете. А мечты надо воплощать в жизнь. Это простая истина, хотя мало кто ее понимает. Я хочу поблагодарить хорошего парня, который готов ради своей мечты облететь всю планету. Мне шепнули по секрету, что он сегодня на нашем концерте. Хэй, ребята, думаю, вы поддержите, если я скажу: «Удачи тебе, Перелётный жених!»

Зал взорвался оглушительным «Да-а-а!»

Льва вытолкнули на сцену. Это сделала Катя, а может, кто-то из прокуренных монтировщиков, он не заметил. Вывалился из-за громадной колонки – и прямо в Зазеркалье. Сделал пару шагов. Глаза слепили разноцветные лучи прожекторов, направленных в одну точку, а у этой точки дрожали колени, пересох язык и путались мысли. Зрителей не разглядеть, но это к лучшему – иначе сердце взорвется. В юности Льва часто преследовали кошмарные сны, будто он голышом стоит на людной площади, прохожие глумливо хохочут, кричат презрительно – не разобрать слов, но вроде бы обсуждают «сморщенного малыша». Сейчас все наяву, и то, что одежда не исчезла, вообще не успокаивает. С трудом передвигая ватные ноги, Лев приковылял на авансцену. Динозавры рока приветливо кивнули, похлопали в ладоши и разошлись по гримеркам. Он остался на сцене один и, не понимая, что принято делать в таких случаях, просто поднял вверх обе руки и помахал публике. Не плачь по мне, Аргентина! Запомни молодым и красивым, ну или, ладно, таким, какой есть.