– Да, мистер Галахад.

– А я пока что сообщу леди Констанс, что по настоянию мисс Пенни пригласил к нам миссис Бенбери. Возражений я не предвижу, но, если они будут, я раздавлю сестру, как гусеницу.

– Вы давите гусениц? – заинтересовалась Пенни.

– Непрерывно, – отвечал Галли и вышел, а через несколько минут вернулся.

– Все в порядке, – сказал он. – Кивала, как овечка. По-видимому, Пенни, она очень уважает вашего отца за его неправедное богатство. Что ж, предварительные работы закончены, пора выпить портвейна. Как вы, Пенни?

– С превеликой охотой.

– Вы, Бидж?

– Спасибо, мистер Галахад. Капелька вина меня поддержит.

– Тогда – наливайте. А если вы подумаете при этом, что ни тучи, ни ветер, ни грозы, ни гром абсолютно ничего не могут, когда вы вручили свою судьбу Галахаду Трипвуду, вы не ошибетесь.

Хотя в нашем двадцатом веке принято презирать технику со всеми ее штуками и трюками, сохраняющими время и силы, а вздыхать – по тем временам, когда жизнь была проще, в штуках и трюках тоже что-то есть.

Если бы Пенни Доналдсон была дочерью фараона и при этом захотела связаться с возлюбленным, ей бы пришлось исписать длинный папирус всякими зверюшками и послать его с нубийским невольником, а уж через сколько времени Джерри Вейл его получил бы, сказать нельзя, ибо невольники эти спешили лишь в тех случаях, когда за ними кто-нибудь бежал и колол их острой палочкой. В двадцатом же веке она послала телеграмму, и через два часа в скромной квартире на Баттерси-парк-роуд оказалась весть о том, что Пенни приедет завтра.

Внезапная радость действует на разных людей по-разному. Одни смеются и поют; другие скачут; третьи делают добро собакам. Джерри Вейл сел к столу и стал писать детектив о нью-йоркском сыщике, который пил виски, пленял женщин и имел дело с существами по имени Билли Бык, Орел Орло или Красотка Кэрри.

Через сутки, когда он его кончал – ибо детективные рассказы мыслей не требуют и пишутся быстро, – телефонный звонок прервал его посередине фразы.

В телефонных звонках всегда есть и вызов, и тайна. Она это, думаем мы, или какой-нибудь Эд, который, стремясь к Чарли, ошибся номером? Джерри любил поболтать с чужими людьми, но все же надеялся, что на сей раз это Пенни.

– Алло, – сказал он, на всякий случай – с чувством.

– Алло, Джерри. Это Глория.

– Хм?

– Глория Солт, кретин, – сказал женский голос.

Было время, когда сердце его подпрыгнуло бы при звуках этого имени. Когда-то Глорию и Джерри связывала нежная дружба, которая стала бы еще нежней, если бы прекрасная дама не обладала здравомыслием, удерживающим от союза с молодыми людьми, богатыми одним лишь очарованием. При всем различии между мисс Солт и мистером Доналдсоном, они одинаково относились к неимущим поклонникам.

Подобно Королеве фей в «Иоланте»[12], Глория здравым смыслом угасила золотой огонь любви. У Джерри от этого огня остались только угли, но дружба не угасла, и время от времени молодые люди играли в гольф или ходили в ресторан. Знаете, такие простые, приятельские отношения, без всяких этих сантиментов.

– Привет! – сердечно откликнулся Джерри. – Давно тебя не слышал. Что делаешь?

– То и се. Теннис там, гольф, бассейн, лошади… Вот, замуж выхожу.

Джерри это понравилось.

– Молодец, молодец. Люблю, когда люди остепеняются. Кто же он? Орел Орло?

– Прости?

– Ты прости. Оговорка. Я хотел сказать, лорд Воспер?

Глория Солт секунды две помолчала, потом заговорила неприятным, металлическим голосом:

– Нет уж, спасибо, не лорд Воспер. Я не выйду ни за какого Воспера ради умирающей бабушки. Если я окажусь с ним в церкви и священник спросит: «Ну как, Глория? Согласна?», я отвечу: «Ты что! На похороны – приду, а если ты говоришь о браке, то запомни, дорогой пастырь, что я охотней умру в болоте». За Орло Воспера! Ну, знаешь!