– Как правило, Уолтер держал такие мысли при себе, – сказала Ардит. – Хотя со мной он иногда ими делился. Он любил повторять: «Люди считают, что человек властен над настоящим и будущим, на самом деле это не так». И еще: «Свобода воли – это заблуждение; развратный характер человека – всего лишь еще один инструмент поддержания баланса природы». Уолтер считал, что даже войны и заболевания имеют свое предназначение в природе – сдерживать рост населения в разумных пределах. Однажды он сказал: «Люди как лемминги, которые сначала чрезмерно размножаются, а потом забираются на скалы, чтобы совершить самоубийство. Между ними одно отличие – люди проделывают это более изощренно».

Ним был поражен. Хотя Ардит и не удалось воспроизвести шотландский говор Уолтера Тэлбота, он реально предстал перед Нимом как живой, глубокомысленный и в меру циничный человек. Странным показалось и то, что Уолтер так откровенничал с Ардит, в которой Ним никогда не видел крупного мыслителя. Или ничего удивительного в этом нет? А может быть, размышлял Ним, до его сознания дошли какие-то глубинные тайны брака, всегда остававшиеся для него скрытыми за семью печатями.

Интересно, как Лаура Бо Кармайкл отреагировала бы на убеждение Уолтера в том, что загрязнение окружающей среды является необходимым элементом природного равновесия и крохотным винтиком в никем не познанном глобальном замысле. Вспоминая свои собственные недавние духовные терзания, он спросил Ардит:

– Ставил ли Уолтер равновесие в природе на одну доску с Богом?

– Нет, он всегда полагал, что это чересчур просто, слишком уж элементарное истолкование. Он говорил, что Бог – творение человеческое, соломинка, за которую ухватились скудоумные создания, страшащиеся тьмы… – Вдруг голос у Ардит сел, и Ним увидел, как по ее щекам покатились слезы. Она смахнула их. – Вечером я особенно скучаю по Уолтеру. Ведь в это время мы обычно вели всякие беседы.

На мгновение между ними возникла какая-то неловкость. Затем Ардит твердым голосом сказала:

– Все, нельзя раскисать.

Она придвинулась к Ниму, и он ощутил уже знакомый аромат духов. Ардит выдавила из себя какое-то подобие улыбки.

– Мне кажется, весь этот разговор о природе утомил меня.

Потом, когда они потянулись друг к другу, она едва слышно проговорила:

– Люби меня, Ним! Ты нужен мне больше, чем когда-либо.

Он крепко сжал ее в своих объятиях, и они стали страстно целоваться. Губы Ардит были влажными и податливыми. Она стонала от удовольствия, когда оба руками изучали друг друга, вспоминая, как все это было в прошлый раз. Распалившись от нахлынувшей страсти, он прошептал ей:

– Не так быстро! Подожди!

– Можно пройти в спальню. Так будет лучше.

Он чувствовал, как она трепещет.

Обнявшись, они поднялись по лестнице. В доме царила тишина, слышался только звук их шагов. Спальня Ардит находилась в конце короткого коридора, дверь была распахнута. Ним заметил, что с кровати были сняты одеяло и покрывало. Значит, Ардит все уже подготовила. Он вспомнил из давнего разговора, что у Ардит и Уолтера были раздельные спальни. И хотя сейчас их уже не сдерживали никакие препятствия, как месяц назад, он обрадовался, что они не окажутся в постели Уолтера. Он помог Ардит снять тесно обтягивающее платье, которое ему так нравилось, и быстро сбросил с себя одежду. Они вместе опустились на кровать, мягкую и прохладную.

– Ты была права, – довольно пробормотал он. – Здесь лучше.

Когда он полностью овладел ею, она подалась вперед и вскрикнула от наслаждения. Через несколько минут, приходя в себя от испытанного удовольствия, они еще какое-то время лежали рядом друг с другом. И Ниму припомнилась брошенная кем-то фраза о том, что половой акт опустошает и угнетает некоторых мужчин, вызывая удивление: мол, зачем терпеть все предшествующие ему неудобства. С Нимом же все было по-другому – он, как всегда, ощущал в себе легкость и обновленность. Ардит произнесла с теплотой в голосе: