Веки тцарицы опустились. Она дышала все медленнее, Рагнар уже начал думать, что она так и отойдет светло и тихо, но тцарица с усилием разомкнула уста, голос ее прозвучал хрипло, исполненный стыда и страдания:

– Я была хорошей тцарицей, но я нарушила заветы богов… ибо все эти годы я любила… и доныне люблю…

Голос ее прервался, тцар спросил осторожно:

– Ну-ну…

– Самого лучшего из мужчин на свете… самого смелого воина… его имя на устах у всех…

Снова она долго отдыхала, в комнате слышалось только хриплое дыхание умирающей, в то время как оба в длинных одеяниях волхвов вовсе затаили дыхание. Тцарица наконец набралась сил, с губ ее сорвалось тихое:

– Его зовут Рагнаром Белозубым… Он самый отважный воевода…

Человек в одежде Верховного Волхва дернулся, спина его на миг выпрямилась, но тут же он тряхнул головой, надвигая капюшон глубже на лицо.

– Кайся, кайся…

И второй волхв, дернувшись, повторил осевшим голосом:

– Кайся…

– Я прошу принять от меня во искупление моей виды… – прошептали бледные губы, – вон ту шкатулку… Там золотые монеты и драгоценные камни…

Верховный Волхв крякнул, голос его был строгим:

– Мы будем просить богов об очищении.

После паузы тцарица заговорила снова:

– Свою девичью честь я отдала не тцару… этот дурак напился так, что хоть самого… Воевода Рагнар отнес меня в тцарскую спальню…

Верховный Волхв издал странный звук, словно в нем скрипнули мельничные жернова. Тяжелым, как Авзацкие горы, голосом прохрипел:

– Что ж, и эта вина…

А второй подтвердил учащенным голосом:

– Да-да…

– Примите от меня вон ту чашу, она вся из чистого злата, украшена драгоценными камнями… Из нее пил сам Яфет, она имеет чудодейственные силы…

Верховный Волхв сказал после молчания:

– Мы будем просить богов.

– И еще… я четырежды пыталась отравить тцара… но один раз его пес перехватил отравленный кус, в другой раз он сразу же так напился, что все выблевал… Ой, тяжко мне… А в последний раз я носила при себе яд пять лет, и он выдохся… Это когда дурак страдал животом неделю…

Верховный Волхв что-то прохрипел, будто его за горло держали невидимые пальцы. С трудом выдавил:

– Что ж, перед смертью… ты прощена.

Второй волхв сказал прерывистым голосом:

– Перед смертью…

– И последнее, – сказала она тихо, но в мертвом голосе внезапно зазвенели странные струнки, он обрел живые нотки, – трое сынов у меня…

Она затихла, слышно было ее прерывистое дыхание, но теперь слышно было, как шумно дышит и Верховный Волхв, словно все еще бежит по лестнице. Не выдержав, спросил хриплым голосом:

– Что с сыновьями?

– Двое… сильных и красивых… а третий, который урод… только он от того урода, что на троне…

Верховный Волхв застонал, выпрямился, он оказался высок и широк, хламида волхва на нем затрещала, как гнилье. Сенная девка вскрикнула, отпрянула к стене. Глаза ее выпучились, как у совы. Человек в одежде волхва с проклятием швырнул чашу на пол с такой силой, что она смялась, будто была из мокрой глины. Следом одним свирепым движением сорвал белую одежду и бросил на пол. Сенная девка вскрикнула дурным голосом. Волхв в одно мгновение обратился в грозного тцара, что весь в ратной одежде, страшен и грозен, лицо лютое, как у лесного зверя, глаза налились кровью. Был он свиреп, некрасивое лицо перекошено яростью, глаза выпучились как у жабы, налились кровью, губы задрожали, в уголке начала вздуваться пена. Доспех на нем блестел в слабом свете зловеще, грозно.

Второй волхв голову опускал все ниже. Уже не волхв, а тцар грянул страшным голосом:

– Очищение? Пусть черти тебя чистят в преисподней! Пусть Ящер на тебе возит камни!