«И я храню в утешение два странных белых цветка, засохших и блеклых, с хрупкими лепестками, как свидетельство того, что даже в то время, когда исчезают сила и ум человека, благодарность и нежность продолжают жить в сердцах».

Нежность и разочарование живут и в следующей повести Уэллса того же года – «Чудесное посещение». Кажется, это одна из первых попыток Уэллса всерьез разобраться с собственным прошлым. За жителями местечка Сиддертон угадываются жители всей провинциальной Англии, в том числе Бромли и всех других подобных местечек. Сиддертон – это глушь, это болото, это заброшенные чахлые пространства. Но однажды и над болотом может подняться загадочное сияние. Разгадывает причину неожиданного сияния скромный викарий местного прихода. По берегу большого пруда мимо заводи, полной бурых листьев, там, где берет начало река Сиддер, он забрел в густые заросли папоротника-орляка. (Через какое-то время в таких зарослях Уэллс, забыв о любимой Джейн, будет заниматься любовью со своей приятельницей Вайолет Хант, правда, несколько севернее – между Эриджем и Френтом, если быть совсем точным, – Г. П.). И вот там под старыми буками прямо на взлете викарий первым выстрелом сбивает необыкновенную многоцветную птицу. И не птицу, как оказывается, а юношу с необычайно красивым лицом. И не юношу, а самого настоящего ангела (по имени Ангел, конечно), одетого в шафрановую ризу и с радужными крыльями, по перьям которых играли нежные вспышки пурпурного и багряного, золотисто-зеленого и ярко-голубого цвета. «Боже! – сказал Викарий. – У меня и в мыслях такого не было!» А Ангел в отчаянии сжал виски ладонями: «Ты – человек! – Он, видимо, был наслышан о людях. – Черная одежда и ни одного перышка! Значит, я на самом деле попал в Край Сновидений?»

Викарий поражен не меньше: «Почему вы удивляетесь? Разве вы не видели людей?»

Ангел отвечает: «До этого дня я не видел ни одного человека, если не считать разных картинок». И жалуется: «У меня рана болит. Вы меня ранили. Хорошо бы поскорей проснуться».

Но он в реальном мире. И общее мнение о случившемся точнее всех выразила некая миссис Мендхем: «Вот что получается, когда в приходе служит неженатый викарий».

Собственно, свет ангельский понадобился Уэллсу лишь для того, чтобы яснее разглядеть лица своих сограждан. Они, кстати, не слишком склонны верить собственным глазам. Ангел? Да ну! Крылья и соответствующее строение тела? Да ну! Всего лишь искривление позвоночника, раздвоение клювообразного отростка лопатки, изменение кожного покрова. «Явное уродство», – качает головой доктор Крумп. А некий возчик из Апмортона знающе замечает: «Не иначе как иностранец! Сразу видно, что дурак, черт его возьми». И только одинокий Бродяга, появляющийся в романе, чувствует в Ангеле ангела и наивно пытается объяснить ему, в какой мир он попал.

«Эта деревня Сиддермортон, наверное?

– Да, – сказал Ангел, – ее так называют.

– Знаю, знаю, миленькая деревушка. – Бродяга потянулся. – Дома… Всякое съестное…

– Во всем этом есть своя причудливая красота, – согласился Ангел.

– Есть, конечно. Еще бы! Я бы в дым разгромил это проклятое место!

– Но почему?

– Я здесь родился.

– И что из этого следует?

– Вы когда-нибудь слышали о напичканных лягушках?

– О напичканных лягушках? – удивился Ангел. И ответил: – Нет!

– Этим вивисекторы занимаются. Возьмут лягушку, вырежут ей мозг, а потом насуют заместо мозга трухи. Это и будет напичканная лягушка. Так вот, здесь в этой деревне полным-полно таких напичканных людей.