Арина не замечала укусов комаров, она шла за ним как во сне. Идти было с километр, но ей показалось, что шли всего несколько минут. У нее вообще куда-то пропало чувство времени.

Он не свернул к деревне, а полез наверх, на крутой обрыв, что был с одной стороны озера. Там озеро сужалось и переходило в узкую извилистую протоку, которая, в свою очередь, вела к другому озеру, его называли Дальним.

Они долго взбирались на обрыв по узкой тропинке, Арина была в шортах и ободрала коленку о камни, но заметила это только утром.

На самом верху оказалась небольшая площадка, этакая природная выемка. Очевидно, когда-то туристы ставили тут палатку, потому что осталась куча лапника и следы от костра. Он бросил на лапник свою куртку и похлопал рядом с собой:

– Садись!

Внизу блестело озеро, сверху шатром падало небо, усыпанное звездами. Луны не было, зато четко виден был Млечный Путь.

Словом, все было очень романтично, только он и не думал о романтике. Он деловито погладил Арину по плечу и расстегнул блузку. Пуговички были мелкие, но он был терпелив и аккуратен и не пропустил ни одной. Затем также деловито и уверенно расстегнул ей бюстгальтер. А когда прикоснулся к груди, ее затрясло, как будто через тело пропустили все двести двадцать вольт.

Она и не заметила, когда он снял с нее шорты и овладел прямо сразу, без поцелуев и предварительных ласк. Она не сопротивлялась и не чувствовала боли, хоть он и был у нее первым.

Вот именно, девчонки в школе наперебой хвастались своими парнями, а уж в институте-то были и вовсе откровенные разговоры. Арина как всегда помалкивала, ей нечего было сказать, впрочем, никто ее и не расспрашивал.

Единственное, что она помнит, – это небо, усеянное крупными холодными звездами, которое медленно падало на нее, накрывая, как одеялом.

Она не теряла сознания, но пришла в себя, когда он уже оделся и теребил ее за плечо:

– Вставай, замерзнешь!

Она молча оделась.

Руки дрожали, мелкие пуговки блузки не попадали в петли. Он проследил, чтобы все было в порядке, пригладил ей волосы, вытащил из них еловые иголки.

Как потом поняла Арина, это объяснялось вовсе не заботой.

Они спустились с обрыва и пошли по тропинке в лагерь.

– Это в последний раз, – сказал он, когда стали видны плохо освещенные корпуса. – В последний раз, – объяснил он, видя ее испуганные глаза, – когда мы ходим туда вместе. Теперь будем приходить каждый сам по себе. Сначала ты, а потом я. И днем чтобы никаких разговоров, вообще ко мне близко не подходи. Мне сплетни не нужны, тебе, я думаю, тоже. Не ходи за мной!

И ушел вперед, оставив ее в лесу.

Она подождала минут десять и тоже побрела к свету. Танцы закончились, парочки разбрелись кто куда, слышался смех и тихая музыка. Арина вернулась в свой корпус, никого не встретив, и легла, накрывшись с головой одеялом.

Два дня она провела в комнате, сказавшись больной, у нее и правда поднялась температура, тошнило, и сильно болел низ живота. Не с кем было посоветоваться, не с кем поговорить, да никто бы и не стал ее слушать.

На третий день ей стало лучше. Жар спал, и она даже решилась пойти обедать. Он перехватил ее по дороге, на вытоптанном пятачке возле столовой. Не спросил ни о чем, только велел приходить вечером на обрыв. И ушел, потому что из-за поворота слышался визгливый, как дисковая пила, смех Ленки Гусаковой, и он как раз успел удалиться на достаточное расстояние.

Очевидно, у Арины было такое лицо, что Ленка остановилась и спросила, как она себя чувствует. Арина сказала, что с ней все в порядке, и ушла, обедать она передумала.