Флот ООН перестраивается. Они движутся на Цереру. Но когда они сюда доберутся?..

Марко поднес ко рту сжатые кулаки, дунул на них и растопырил пальцы. Иллюзия, но Мичо померещился разлетающийся с его ладоней пепел.

– Не хотите ли вы сказать?.. – задохнулся Доуз.

– Я уже отдал приказ об эвакуации, – перебил Марко. – К их приходу на станции не будет ни наших солдат, ни ценностей.

– На станции шесть миллионов человек, – сказал Розенфелд. – Нам никак не вывезти всех.

– Конечно, не вывезти, – согласился Марко. – Это стратегический ход. Мы забираем корабли и все, в чем нуждаемся, а территорию уступаем Земле. Они не дадут Церере умереть с голоду. Земле только и осталось, что строить из себя жертву и взывать к сочувствию простаков. Если не позаботятся о Церере, лишатся даже этого сочувствия. А мы? Мы вернемся в пространство, которое и есть наш истинный дом. Там нас не достанут.

– Но… – проговорил, почти проскулил Санджрани, – экономика…

– Не волнуйтесь, – успокоил Марко. – Все, о чем мы говорили, никуда не денется. Только прежде пусть враг истощит силы, рухнет. Я так и задумал с самого начала.

Доуз встал. Лицо его словно пеплом покрылось, только на скулах горели два красных пятна. Руки дрожали.

– Это из-за Филипа. Отыгрываешься на мне?

– Речь не о Филипе Инаросе, – ответил Марко, но уже без прежнего вдохновенного восторга. – Речь о Филиппе Македонском. О том, чтобы учить уроки истории. – Он выдержал долгую, страшную паузу. Доуз осел на стул. – Так. Мы с Мичо уже обсудили перенаправление тех кораблей, что на подходе. Поговорим о логистике опустошения самой станции, да?

Обычай внутряков – прибыв на станцию, разбегаться с собственных кораблей – издавна служил пищей для астерских шуточек. Что выбрать в корабельном меню? Обед в доке. Как узнать, что внутряки слишком давно не были в порту? Они выбегают с корабля посрать. Если землянину придется выбирать – остаться на корабле, чтобы спасти жизнь любимой, или выйти в порт и никогда больше ее не увидеть, как избавиться от трупа? Так внутряки смотрели на вещи. Корабль – ничто, планета – все. Или луна. Или астероид. Они не представляли себе жизни без грунта, без почвы. Вот в чем крылась их слабость.

Не все люди Мичо остались на «Коннахте», когда корабль прошел стыковочную трубу и встал в док, но большинство. А те, что вышли, почти наверняка вернутся, чтобы поспать в своих койках. Никто бы не удивился, что весь брачный союз был в сборе. А если бы немножко и удивился, то не нашел в этом ничего невероятного.

Подходя к лифту, она поймала себя на странном чувстве, будто в первый раз видит свой корабль. Как на новой станции – все казалось резким, отчетливым. Незнакомым. Зеленые и красные индикаторы на стене лифта. Мелкий белый шрифт на каждой панели, сообщавший, что за ней скрывается и когда установлено. Эмблемы Марсианской Республики Конгресса, еще заметные на полу вопреки всем попыткам оттереть. Запах черной лапши из камбуза. Она не стала задерживаться – еда сейчас в глотку не пойдет.

Они собрались в каютах, отведенных для семьи. Чуть ли не первое, что сделал Бертольд, как только им достался «Коннахт», – это снес стены трех кают, слив их в просторное помещение, в котором всем хватало места на креслахамортизаторах. Марсианские дизайнеры проектировали корабль так, чтобы люди могли побыть одни либо собраться всей командой. Астерам нужнее было уединение для компании. Оксана и Лаура сидели прямо на палубе, их арфам, на которых женщины наигрывали старинную кельтскую мелодию, было тесновато. Светлокожая Оксана и темнокожая Лаура устроились рядом – пара из сказки. Жозеп примостился на кресле, читал что-то с ручного терминала и покачивал ногой в такт музыке. Эванс сидел рядом и, похоже, нервничал. Надя, похожая на пра-сколько-то-правнучку того самого афганского солдата, стояла за другим креслом, ласково поглаживая редеющую шевелюру Бертольда.