В город отправились спозаранку. Нанятая в Мизе повозка с плетеным кузовом катила, дребезжа, мимо усыпанного цветами кустарника, оранжевых холмов, сверкающих в отдалении осколков моря, вырубленных из красноватого камня зверовидных идолов, которые стояли на Ивархо с незапамятных времен. Порой это пестроцветье сменяла сизая пелена чахлунды – на плодородных землях, где раньше были рисовые, чайные или банановые плантации. Возница, лениво погонявший мула, сидел на грубо сколоченных козлах на расстоянии вытянутой руки, поэтому Гаян и Лиум за все путешествие перекинулись едва ли десятком слов.

Лишь бы оказалось, что братик Кеви жив, что его, паршивца, увезли на материк… Тогда Гаян очень скоро отсюда выберется. Иначе – дальнейшее прозябание в этом голодном солнечном раю, война с Верхними Перлами до победного конца, в перспективе нож под ребра или арбалетный болт в глаз.

Дважды на них нападали разбойники, но Лиум достаточно было выглянуть из повозки и пригрозить, что она позовет свои выводки, чтобы этих доходяг как ветром сдуло. По острову уже расползлись слухи о том, что на берег вышла Морская Госпожа.

– Худющие какие, – с сочувствием заметила Лиузама после второго инцидента. – А попросили бы по-людски, я бы им, бедняжкам, денег дала.

Трактир «Золотой финик» на окраине города – заведение более-менее чистое, с недавно побеленными стенами и комнатами внаем на втором этаже. Неподалеку жили родственники возницы, вот он и завернул сюда с согласия пассажиров.

Гаян с Лиузамой устроились у окна. В ожидании обеда можно было любоваться глинобитными хибарами, коричневой, словно из черепашьих панцирей, мостовой, сиреневыми, розовыми и красными в блестках юбками на бельевой веревке возле борделя напротив. И в придачу – вздымающейся над приплюснутыми крышами причудливой сонной хороминой, сплошь зеркальной, которая с месяц назад вылезла посреди пустыря, разворотив сухой суглинок.

Она сверкала, будто громадная синеватая драгоценность, и, по словам трактирщика, кишмя кишела железной нежитью, но эта пакость, как известно, наружу не выползает, а внутрь сунется только дурак или отпетый домопроходец, которому хорошо заплатили за риск. Издали на это переливающееся нездешнее чудо смотреть даже приятно… До того приятно, что Гаян не сразу отследил появление в зале знакомой физиономии. Заметив, ругнул себя последними словами: убийца, называется, рыцарь плаща и кинжала! Стыдобище, да и только.

Пришелец, впрочем, был не опасен. Закер, толмач покойного Обавия Клаха, с уныло свисающей луковой косицей и усталыми покрасневшими глазами. Когда он встретил взгляд Гаяна, в этих глазах забрезжила робкая затравленная надежда.

Гаян хорошо знал это чувство по собственному опыту, поэтому без долгих раздумий кивнул Закеру и сделал приглашающий жест.

Вежливо поклонившись даме, ругардиец примостился на свободном стуле.

– Если мне позволено будет с вами пообедать, я постараюсь быть полезным.

– Быстро вы потратились, – обронил Гаян.

– Так я, знаете ли, не одного себя кормлю. Последние городские сплетни и новости, интересуетесь?

– Хозяин, все то же самое еще на одну персону!

Дебелый трактирщик одобрительно кивнул. Ему от таких, как Закер, чистый прибыток.

Новости были ожидаемые. С дюжину дней назад кто-то подпалил дом Хамфута Дождевика, а в трактире у Груве завелась неведомая дрянь – зубастые черные головастики на тараканьих ножках, они закусали до полусмерти самого Груве, всю прислугу и нескольких посетителей. Куда-то запропастилась уличная певичка Томи Шелковый Голосок, а потом в одной из подворотен Пустоозерной улицы нашли ее правую руку с медным перстеньком на безымянном пальце. На площади Соцветий случилась драка между демонами: бахромчато-полосатые выясняли отношения с корнеротыми сумеречниками, и в это же время на тех и других напали рабы лиловых кувшинов. На площади остались оторванные конечности демонов и трупы случайных прохожих. Торговая компания «Бананы и всячина» объявила о своем долгожданном банкротстве. Софрохен, новый староста Верхних Перлов, приехал в город нанимать крутых парней для охраны деревни. От преподобного Маженхия, жреца Кадаха Радеющего, все три наложницы ушли к заезжему ругардийскому богачу, а Маженхий, вместо того чтобы воззвать к своему богу и послать вдогон кораблю бурю, напился с горя и валялся пьяный под стеной храма, опозорив тем самым и себя, и Кадаха. Другой ругардийский богач приплыл на Ивархо позавчера, загнанный, с безумными глазами. Матросы в кабаке рассказывали, что его преследует Неподкупный Судья Когг, из-за какой-то давней истории, и беглец рассчитывает спастись хотя бы за морем. Еще они рассказали, что герцог Эонхийский наконец-то взял мятежную Солфесу и для устрашения послал туда Гонбера Живодера. Говорят, человеческие кишки висели по заборам, как праздничные гирлянды, и теперь обезлюдевший городок оккупирован полчищами мух.