А какой бюджет этого небывалого надувательства? И в третий раз: для чего?

– Кажется, милая госпожа Достоевская, если я верно запомнил вашу фамилию, вы несколько подустали после вашего, несомненно, долгого путешествия. Наверняка пожаловали к нам с Москвы или даже, чай, самого столичного Санкт-Петербурга? Или даже из-за границы?

– Что-то в этом роде, – произнесла тихо Нина, понимая вдруг, что это никакой не розыгрыш. И не галлюцинация.

А реальность.

Родя, галантно приподняв шляпу, с легким поклоном произнес:

– Тогда разрешите от лица наших горожан и местных властей приветствовать вас, милая госпожа Достоевская, в нашем захолустье, в нашей провинции, в нашей Тмутаракани, в нашем, будь он неладен и пусть и далее процветает, Скотопригоньевске.

Нина от неожиданности уронила роман, точнее, фолиант с пустыми страницами, в пыль, и Родя тотчас поднял его, сдул все пылинки и с поклоном вручил его девушке.

Скотопригоньевск! Именно так назывался захолустный провинциальный городок, в котором разыгралось действие романа Достоевского «Братья Карамазовы».

Городок выдуманный, отчасти списанный со Старой Руссы, однако существовавший только в воображении создателя «Братьев Карамазовых», а позднее и на страницах его романа.

Его романа…

Чувствуя, что у нее закружилась голова и ей делается дурно, Нина покачнулась, и если бы не быстрая реакция заботливого Роди, то она наверняка брякнулась бы в пыль.

Родя подхватил ее и во все горло завопил:

– Эй, дурни, помогите же, нечего глазеть! Барышня от духоты чувств лишилась… Помогите ее отнести к доктору Дорну, у него тут, за углом, на Михайловской, около церкви, кабинет…

Чувств Нина не лишилась, хотя в голове в самом деле возник легкий туман, но пока ее куда-то осторожно несли, поднимали по лестнице и клали на кушетку, она сочла, что не так уж и плохо притвориться пребывавшей без сознания.

В голове же стучала одна и та же мысль: «Если это не розыгрыш, а это, увы, не розыгрыш, то это может означать только одно… Только одно… Только одно!»

Наконец над ней склонился седоватый, но еще вполне свежий и весьма даже привлекательный врач в пенсне, с бородкой клинышком, чем-то неуловимо похожий на Чехова – если бы Чехову суждено было отметить свой пятидесятый день рождения.

Или хотя бы сорок пятый.

Доктор, так похожий на Чехова и носивший фамилию Дорн. Прямо как чеховский доктор Дорн из «Чайки».

– Ну-с, милостивая государыня, проверим ваши рефлексы… Ага, и ваш пульс… Гм…

Доктор профессиональными движениями произвел нужные манипуляции, а потом произнес:

– Думаю, милостивая государыня, опасность вам не грозит. Не более чем легкий обморок, не исключено, солнечный удар. Смею заметить, что вы в великолепной физической форме – многим здешним дамам следует брать с вас пример. Но, думаю, не помешают вам порошки брома для успокоения нервов…

Усевшись за круглый стол, доктор принялся что-то строчить, макая перо в чернильницу, и, не поднимая головы, произнес:

– Слышал, что вы родственница старого Карамазова.

Ну да, если это не розыгрыш и не галлюцинация, и не буйство нездоровой фантазии, то это могло означать одно: она попала в роман.

В роман Федора Михайловича Достоевского, столь ею не любимого, – «Братья Карамазовы».

Дернувшись, Нина произнесла:

– В какой-то степени…

Доктор, хмыкнув, произнес, как произносят все доктора, выдуманные или реальные:

– Понимаю… И зовут вас Достоевская…

Он сделал паузу, пристально взглянув на Нину через блестящие стекла пенсне, а затем сам же ответил:

– В какой-то степени!

И, рассмеявшись собственной шутке, вновь что-то застрочил.