Стакан Дымова опустел куда быстрее моего. Он подлил ещё виски. Расстегнул верхние пуговицы рубашки твёрдым, присущим мужчинам движением. Я пила медленными глотками, глядя на него со спины, и старалась не замечать расставленных на полке снимков. Как ни странно, это было просто.

— Скучаешь по НХЛ?

Он расстегнул рубашку ещё на одну пуговицу. Лица его я не видела, только отражение в стекле.

— Да.

Я подошла ближе. Находиться в этой квартире наедине с Егором было ещё более странно, чем рассматривать снимок из прошлого. Тени так и витали вокруг призраками.

Ведомая непонятным чувством, остановилась на расстоянии вытянутой руки.

— Так зачем было рушить то, к чему ты так долго шёл, Дымов? Ангелом ты пожертвовал ради хоккея. За это я тебя всегда буду презирать. Но для такой самовлюблённой сволочи, как ты, это хотя бы объяснимо. Но ради чего ты пожертвовал хоккеем? НХЛ? Ради пары стаканов? — Я кивнула на тот, что он держал. — Ради удовольствий? Или ты думал, что незаменим? Что тебя будут терпеть, что бы ты ни сделал?

— Не думал, — отрезал он, повернувшись так внезапно, что я интуитивно отступила. Посмотрел в глаза, потом ниже.

По телу прошлась волна: тревожная, обжигающая. Мы были одни в комнате, в его огромной квартире, и то, что я читала в синих глазах, находило отклик. Как я ни пыталась глушить тревогу внутри, она становилась сильнее и сильнее по мере того, как Егор подходил. Медленно, но необратимо сокращая расстояние между нами.

— Я ничего не буду объяснять тебе, Полина, — сказал он тихо, дотронувшись до моего лица, и сразу же обхватил шею сзади.

Я коротко вдохнула. Егор сделал последний, крошечный шаг.

— Ты не поймёшь. Никто в этом чёртовом мире не поймёт.

— А если попробуешь? — получился громкий шёпот.

Он поморщился, отрицательно качнул головой. Я услышала стук, запоздало поняла, что он поставил свой стакан, за ним — мой. Продолжал гладить шею — пальцем по кругу, очень медленно, смотря в глаза. Я не могла ни отойти, ни пошевелиться. Кровь моментально превратилась в горячее вино, заструилась во мне, пьяня тем сильнее, чем глубже я проваливалась в синеву чужих глаз.

— Так не должно быть, — прошептала в ответ на движение его пальцев от шеи к спине.

— А как должно? — Нажимая, провёл вверх и снова вниз, лаская каждый позвонок.

Ответить я не успела — его дыхание щекотнуло шею.

Опустила веки. Егор поцеловал в ямочку между шеей и плечом, щетина царапнула кожу. Невидящим взглядом я уставилась на фотографию в простой, изящной рамке. Отблеск в стекле был единственным, что я увидела. Пальцы легли на живот Егора. Мышцы его тут же стали твёрдыми, губы — настойчивыми. Как должно? Знала бы я, как.

Спустив лямку платья, он погладил меня тыльной стороной пальцев. И всё: ещё один взгляд стал точкой невозврата. У поцелуя был вкус виски. И запах виски.

— Ты пьяный. — Я прикусила его губу.

— Ничего страшного. Нам это не помешает.

Молния платья на боку раскрылась. Егор сунул руку под ткань. Обеими ладонями я провела по его груди. Колечки волос под пальцами были мягкими, сам он — горячим.

— Слышала, у пьяных мужчин бывают проблемы с эрекцией.

— Сейчас и проверим. — Он спустил вторую лямку.

Под собственной тяжестью платье мгновенно упало к ногам. Двумя ладонями Егор погладил меня от бёдер до груди и впился в рот. У меня вырвался стон, стоило почувствовать, какой он большой и твёрдый. Я сняла с него рубашку и бросила к платью. Какие уж там проблемы?! Литые мышцы были напряжены, я в его руках походила на марионетку.

Язык ворвался в рот, протаранил мой. Целовал он так, что места мыслям не осталось. Не осталось ничего, кроме желания чувствовать его. Повинуясь ему, я отступала назад до тех пор, пока в ногу не упёрлось что-то мягкое.