Она держит нас во дворе – гнев Райны закипал всё жарче, – держит во дворе, будто слуг или посыльных. Она плетёт паутину пустых словес, играет с отцом, будто испытывает его терпение. Проклятье, насколько ж проще было иметь дело с жадными до золота гномами! Когда ей, не валькирии Рандгрид, но странствующей воительнице Райне требовался клинок, или щит, или иные доспехи – несколько самородков или цветных камней мгновенно решали вопрос даже с самыми скупыми подгорными кузнецами. Они не тратили много слов. Они делали дело. А тут…

– Именно, почтенная. Имя твоё в почёте как среди живых, так и среди мёртвых. – О́дин слегка склонил голову. – Взгляни, что я привёз тебе, и, быть может, великая Оружейница сочтёт задачу достойной себя.

– Нет, ты поистине неисправимый льстец, Древний, – делано вздохнула альвийка. – Недаром столько красавиц согласились стать матерями твоих валькирий.

Старый Хрофт слегка улыбнулся, будто молчаливо соглашаясь.

– Смотри, Айвли.

Распахнут кожаный вьюк, на протянутых руках Отца Дружин – неказистые ржавые обломки. Древняя сталь Асгарда, укрытая под коростой веков.

Несколько мгновений Айвли молчала. Она не случайно закрыла лицо, подумала Райна. Альвийка не желала, чтобы мы видели её чувства.

– Надо же, – преувеличенно спокойно и медленно сказала наконец Оружейница, – никогда б не подумала, что ещё хоть раз увижу сотворённое в Асгарде. Когда я пришла в мир, от вашей твердыни, Ас и валькирия, давно не осталось даже пепла. Я никогда не ступала на равнины Иды, лишь читала о них записанные эльфами, – глаза альвийки чуть сузились, – предания. Но это…

– Как же ты поняла, что у меня в руках именно сталь Асгарда? – с невинным выражением поинтересовался О́дин.

– Она жива. Она дышит. И она помнит. Вы сами не ведаете, насколько вы были сильны, Древние. Для вас бессмертие – нечто само собой разумеющееся, а лучшие маги альвов тратили века на разгадку этой тайны и лишь смогли удлинить своё бытие, но не избыть его конечность, – Айвли замолчала. Райна слышала её участившееся дыхание – слухом валькирии, конечно же, не просто воительницы. – Я была права. Беды идут за тобой, мчат на тёмных крыльях, злые вестники беды…

– Ты заговорила, словно эльфиянская пророчица, Айвли. Прославленной ли Оружейнице бояться каких‑то смутных предсказаний и пророчеств?

– Мне было предсказано, – прошелестело из‑под покрывала, – что Познавший Тьму, Хедин Ундардемолто – Дарующий Знание оставит меня. Что я для него – лишь орудие, нужное, пока ему потребна помощь альвов. Что, кроме меня, у него будут и другие подруги из нашего народа. Тоже орудия, как я, и их путь вместе с ним окажется ещё короче моего. Все те пророчества сбылись, Древний Бог О́дин.

– Кто же изрёк их, почтенная? Как имя того пророка?

– Ах, О́дин, великий О́дин, ты не понимал тогда и не поймёшь теперь. Тихий ветер и скользящие вечерние тени, текучая вода над погружённым зеркалом, голоса ночных птах. Всё вместе, О́дин, всё, в чём альвы умеют видеть знаки судьбы. И сейчас, стоило тебе оказаться возле моего порога, как я ощутила то же самое. Века протекли в Хьёрварде, а я помню те чувства, словно всё приключилось только вчера.

– И что же они говорят тебе, Оружейница?

– Что говорят? – Голос альвийки вдруг зазвенел гневом. Мелькнули тонкие руки, сорвали и отбросили чёрный шёлк. Серые глаза в упор взглянули на Райну, и валькирии понадобилась вся твёрдость, чтобы не отвернуться и не явить малодушия. – Они говорят, что пришло моё время. Входи, отец умерших богов, и ты, валькирия, карающий меч в его длани. Несите ваше железо. Я выслушаю, что оно мне скажет.