Тут водитель просигналил, и мы приехали. Почти в сумерках.

Я выбрался из минивэна, откуда-то сбоку выскочил отец, он принялся обнимать нас, суетиться, смеяться, потянул нас в гостиницу, мы преодолели горячую полосу вечернего города без кондиционеров, зарегистрировались, посмеялись, и через пятнадцать минут я оказался в своем номере, там было холодно. В потолке гудел кондиционер, а никаких пулевых дыр в стенах не нашлось, наверное, запломбировали. Плетеное кресло, телевизор вполне себе плазма, зеркало. Гостиница как гостиница, молотка для забивания двери не нашлось, и я был немного разочарован. Ладно, жить мне здесь долго, стану здесь думать.

Вряд ли здесь еще что-то можно делать, только думать. Придумывать. В отеле бассейн, у меня есть три недели, буду сидеть в бассейне, буду о чем-нибудь думать. Или не думать.

Вообще, у меня не было особых планов на лето, с Гаваной так вдруг получилось. Сам я не люблю жару, я не люблю гостиницы, я не люблю историю и исторические города, если выбирать, я бы в Дублин, там прохладнее, хотя та же скука. Но с родителями выгоднее не спорить, напротив, надо дать им возможность побыть мудрыми и педагогичными, это усыпляет бдительность. Они хотели в Гавану, пусть Гавана, наверняка здесь есть все для сидения в бассейне.

Я вытряхнул рюкзак на постель, отгреб носки направо, футболки налево, по центру оставил телефоны и зарядки. В дверь постучали. Отец.

– Выходи гулять, – сказал он.

– Куда гулять, едва прилетели…

– Гулять-гулять, – отец был настроен решительно. – Гавану нужно получать в первый же вечер в лоб, как пулю, никак иначе. Умывайся – и вперед, у тебя десять минут.

– Темно же… – Я пытался сопротивляться.

– Еще восьми нет, – отмахнулся отец. – Самое время.

– Мы полдня в небе болтались…

Но отец был неумолим.

– Десять минут. Ждем тебя внизу.

За десять минут я успел.

Холл гостиницы «Кастилья» был обширен и выполнен в колониальном стиле. Здесь имелся широкий атриум с фонтаном, конные скульптуры прежних героев, каменные лавки, бар, эстрада, скамейки, пальмы, диваны, на стенах много фотографий, в основном мафиозного вида мужчины в белых костюмах былой славы.

Я выбрал свободный диван, уселся. Идти получать Гавану, как пулю, не очень-то хотелось, хотелось холодной воды и вытянуться на кровати, не уснуть, так поваляться. Но, видимо, уклониться не получится, печаль. Вот Великановой такое безобразие понравилось бы, Великанова сторонница выхода из зоны комфорта, чем чаще человек сидит на приставных табуретках в междугородных автобусах, тем ближе ему Царствие Небесное.

Я немного подумал о Царствии Небесном, и тут же ко мне подсела мама.

– Что ты такой мрачный-то?! – спросила мама. – Не будь таким букой-букой! Каникулы же! Гавана – прекрасный город!

К ней вернулся самолетный оптимизм, но мне теперь проще – теперь он на отца обрушится, а ему не привыкать. К тому же сам он пессимист, его внутренний Иа обычно с запасом дезинтегрирует маминого внутреннего Пятачка, мой внутренний Гек проплывает мимо бойни на плоту.

– Не, нормально, – сказал я. – Я давно хотел Гавану повидать.

– Да?!

– Ага. Ты так много о ней рассказывала, что я словно сам здесь был.

– Слушай, ты не разочаруешься! Тут сохранились действующие паровозы…

– Ого! – восхитился я. – Что, прямо так и ездят по Кубе взад-вперед?

– Нет, по Кубе не ездят… Хотя я не знаю, может, и ездят… Слушай, я тебе рассказывала, как была в Алапаевске? Там чудесная узкоколейка…

Про Алапаевск и узкоколейку она мне рассказывала. К двенадцати годам родители рассказывают своим детям все, что они могли бы им безнаказанно рассказать, отчего спираль передачи жизненного опыта запускается на второй виток, а потом и на третий сразу. К шестнадцати годам ты уже по три раза выслушал про Алапаевск, про дизель-электровоз, про дрезину, про конец прекрасной эпохи, про Джексонвилл же бессчетно.