Ой-й!!! – раздалось невдалеке, и в толпу, раздвигая её плечом, ворвалась средних лет женщина в длинной, до щиколоток юбке, и цветастом платке, наброшенном на плечи.

Её тут же подхватили под локти и попытались мягко выпроводить из комнаты.

– Сэди, иди домой, – слышалось отовсюду.

Но попытки были бесполезны. С утробными криками женщина ворвалась обратно в номер и замерла на пороге. После поисков в комнате царил разгром. На полу валялись куски изломанной кровати, от моей сумки осталась только ручка, остальное, видимо, вынесла толпа. У самого входа кучей было брошено окровавленное бельё.

Сэди со звериным рёвом вскинула руки к небу, два раза вскрикнула, потом глубоко вздохнула, и, глядя прямо на меня, прокричала:

– Чтоб ты горел в аду, убийца! Чтобы твои дети тоже горели в аду!

Меня передёрнуло. Неужели она заметила, подумал я.

К счастью, Сэди подхватила с пола разорванное толпой платье девушки и позволила вывести себя на улицу.

Толпа потихоньку начала рассасываться, и я совсем уже собирался слезать с чудом уцелевшего шкафа, когда снаружи раздался стук и в комнату ввалился молодой человек в клетчатой рубашке, клетчатых брюках и клетчатой кепке. В руках он, тяжело дыша, нёс штатив, и длиннофокусный фотоаппарат.

Хорошее дело, подумал я. Если меня не могут увидеть люди, то фотокамере зрение не обмануть. Он только начнёт наводить её на шкаф, как я окажусь у него на экране.

Я почувствовал приближающуюся панику. Уйти мне было некуда, вокруг номера, наверное, собрался весь город. Что делать, я не знал.

– Флостон! – раздалось снаружи. – Джеймс Флостон!

Репортёр прекратил устанавливать штатив, и выглянул наружу.

– Мистер Флостон, – послышался знакомый бас хозяина гостиницы. – Давайте я приведу номер в порядок, а потом вы его снимете. А то ведь получится отвратительная реклама моему отелю. Не дай бог, какой турист увидит эти снимки, и решит, что у меня всегда так. Или снимите соседний номер. Он точно такой же, богом клянусь.

– Но ведь… – пытался вставить свою реплику в монолог корреспондент.

Но хозяин отеля не замолкал.

В этот момент я обратил внимание, что в номере никого нет. Аккуратно спрыгнул со шкафа, стараясь не наступить на щепки от кровати, перешёл в душ, и, тяжело дыша, сел на унитаз. Что делать дальше, я не имел ни малейшего представления.

Посёлок Суэрте появился на месте лагеря золотоискателей и давно оброс инфраструктурой. Были здесь магазины, в которых можно купить всё, что угодно, от свежего хлеба, до прикроватного столика, автозаправка, куда раз в три месяца приезжал огромный бензовоз, швейное ателье, где не только могли поставить заплату или укоротить брюки, но и шили очень неплохие платья, сверяясь с ежемесячными каталогами от торгового дома Fissa. На единственную площадь Суэрте глядела пыльной витриной парикмахерская, которую почему-то все называли цирюльней. Глава посёлка, хоть и не считался ещё мэром, построил в самом центре большой двухэтажный дом с набатной колокольней, заранее отдав первый этаж под будущую администрацию.

Чуть меньшее здание принадлежало местному «Банко де оро». Он скупал золотой песок и самородки у десятка оставшихся старателей. Эти увлечённые трудяги до сих пор просеивали дно ранее золотоносной речушки Ауриферо, давшей когда-то начало искательскому лагерю. Суэрте был тихий и мирный посёлок, один из таких, в которых не принято запирать двери, и где каждый знал каждого из пары сотен его жителей.