[58].
Несмотря на мощный универсалистский посыл, «Педро Парамо» неотделим от своего конкретно-исторического контекста, и в этом плане в фокус внимания писателя попадает именно феномен касикизма. На принадлежащей Педро Парамо земле – в родовом поместье Медиа-Луна и находящейся рядом деревне Комала – его власть безгранична: сам касик, его сын Мигель и их подручные безнаказанно убивают местных жителей, похищают и насилуют деревенских девушек, вероломно расправляются с соседями-конкурентами. Статус касика яснее всего обозначен самим Педро Парамо в одном из диалогов с управляющим Медиа-Луны, Фульгором Седано:
– А как же законы?
– Какие законы, Фульгор? С этого дня и впредь законы здесь устанавливаем мы.
Ни человеческий, ни божеский закон не способен положить конец тирании Педро Парамо, но без попечения хозяина дела в Комале идут еще хуже. Когда касик, обидевшись на жителей Комалы, оставляет их наедине с самими собой, деревня погружается в упадок и постепенно вымирает:
– Пусть Комала хоть сдохнет от голода, пальцем не пошевелю!
Так он и поступил.
Впрочем, как мы уже отмечали выше, социальная критика интересует Хуана Рульфо далеко не в первую очередь – в этом кроется глубинное отличие творческого метода Рульфо от метода писателей-регионалистов. Еще более равнодушен автор к политической истории революционной эпохи – в тех редких случаях, когда в романе упоминаются реальные исторические события, они намеренно преподносятся как череда незначительных обстоятельств, отвлекаться на которые у главного героя нет ни сил, ни желания:
Время от времени заезжал Аспид.
– Теперь мы каррансисты.
– Хорошо.
– Мы пошли за генералом Обрегоном.
– Хорошо.
– Заключено перемирие. Нас распустили.
– Погоди разоружать людей. Перемирие долго не продлится.
– Падре Рентериа взялся за оружие. Мы с ним или против него?
– Вы на стороне правительства. Это не обсуждается.
– Но ведь мы нерегулярная армия. Нас считают мятежниками.
– Тогда отправляйся на покой.
– Я только во вкус вошел.
– Тогда делай, что хочешь.
– Пойду на подкрепление к старине падре. Мне по душе их лозунги. Заодно и спасение заслужу.
– Как знаешь.
С течением времени Педро Парамо, которого Карлос Фуэнтес за умение расправляться с конкурентами сравнит с Кортесом и Макиавелли[59], становится все более безразличен к социальному доминированию. Революция и последовавшая за ней «Война кристерос» не представляют для хозяина Медиа-Луны ни интереса, ни повода для беспокойства. Герой Рульфо одержим, но не жаждой власти, как может показаться из первых фрагментов романа, а недостижимой мечтой о потерянном рае, олицетворением которого становится Сусана Сан-Хуан:
«В сотнях и сотнях метров выше самых высоких облаков, выше всего на свете, сокрыта ты, Сусана. Сокрыта от моего взора на просторах Божьих, его Провидением, там, куда мне не достать, куда не долетают мои слова».
Мечта Педро Парамо неосуществима не только из-за естественных причин вроде сумасшествия Сусаны. Главным препятствием на пути к воссоединению героя с его мечтой становится время – Педро Парамо мечтает о прошлом, в котором, как известно, «время любое / лучше всегда»[60]. Всевластный тиран, привыкший побеждать и добиваться своего любыми средствами, Педро Парамо оказывается бессилен перед двумя вещами, в противоборстве с которыми прошлые достижения кажутся ему нестоящими: это любовь и смерть.
Универсальная (в том числе, а возможно, и в первую очередь, религиозная) проблематика, до известной степени уже намеченная в рассказах, в «Педро Парамо» выходит на фундаментально новый уровень благодаря мифу и символу.