Медведица вовсе не собиралась лезть за ним наверх, но и так просто отпускать − тоже. Она улеглась прямо под деревом, неотрывно глядя на укрывшегося среди ветвей человека. При звуках человечьего голоса самка мотнула головой и глухо зарычала.

− Вот у тебя есть дети? − в минуту опасности язык у Айвена начинал жить самостоятельной жизнью, с переменным успехом то выпутывая его из неприятностей, то наоборот, вовлекая в еще большие. − Будь у меня пара мохнатых толстозадых детишек, я бы предпочел притащить им немного свежего меда, а не кровоточащий кусок дурно пахнущей человечины.

На эту тираду медведица никак не отреагировала. Разве что из ее открытой пасти начала обильнее капать слюна. И Айвен надеялся, что этот эффект был вызван упоминанием меда, а не человечины. Он уже был готов разразиться новой речью, но сделать это ему не дали. Один из зубов вдруг пронзила острая боль, и в голове громом зазвучал голос Иноша:

– А ну живо ко мне, каббров сын!..

От неожиданности юноша резко дернулся, и ветка, казавшаяся такой надежной опорой, выскользнула из-под него. Айвен ухватился за свисающую прямо перед ним лиану, но та предательски зазвенела и порвалась, не выдержав тяжести.

Жизнь вовсе не пронеслась перед его глазами: так, вспомнил пару старых ругательств, и только. Упал Айвен на мягкое и… недоуменно ревущее! Медведица, прямо на которую он свалился, ошалело мотнула головой а потом и вовсе с жалобным ревом скрылась в кустах, решив не связываться с этим странным человеком. Не веря в свою удачу, юноша бегом бросился к дороге, постоянно оглядываясь: не передумала ли зверюга?

– Эй, атаман, – раздался снизу тихий голос, – глянь, уж не колдуний ли это пузырь бежит из лесу?

Хорт посмотрел в указанную сторону. И впрямь, кто-то бежал по полю, напрямую к устроенной разбойниками засаде. Было слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо или детали одежды бегущего, но колдун уверенно заявил:

– Он и есть, каббров выкормыш. Ишь, удумал, по лесу прогуляться. Давненько, видать, зубами не маялся, нужно будет ему напомнить вечерком, что значит язвенный пульпит и глубокий кариес передних резцов…

– Не жалей малого. Помучается пару ночей без сна – живо вспомнит, что значит приказов атамана не слушаться, – кивнул Хорт.

Айвен остановился рядом с ними, тяжело дыша. Глаза главаря гневно сверкали, не суля ему ничего хорошего.

– Сиди здесь. Двинешься с места – прибью! Хоть один звук издашь – прибью! И в любом случае после того как с обозом разберемся, я тебя прибью! – шипел Хорт, ухватив за шиворот несчастного юношу. Тот испуганно смотрел на него, и боялся лишний раз моргнуть

– Понял меня, гнида кабброва?

Айвен кивнул. Хорт с легкостью швырнул его под ноги колдуну и скомандовал уже совершенно спокойным голосом:

– Всем сидеть тихо и не шевелиться, обоз вот-вот будет. Кому что делать – знаете, не впервой на дорогу выходим. Колдун, надеюсь, что я не слишком придавил твоего пузыря, и он не лопнул, как мое терпение? Лошади на тебе, не забывай!

Дождавшись знака зубодера, атаман опустился на землю и замер в ожидании. Остальные последовали его примеру. И едва последний из грабителей неподвижно замер в траве, как на горизонте показалось облако пыли. Укрытые мороком от чужих глаз, разбойники приготовились к нападению…

Айвен лежал на земле, боясь лишний раз пошевелиться. Бежал сюда он не разбирая дороги, и ухитрился наткнуться за густые заросли жгучей крапивы. И теперь открытые части его тела горели, словно в огне. Наверное, примерно так чувствуют себя грешники-изиты, которых, согласно их вере, в Подземном Царстве жарят на сковородках бесы, вытапливая из них грехи и пороки – чем больше успел нагрешить несчастный, тем дольше времени проведет он на сковородке, обильно поливаемый кипящим маслом.