Весь завтрак Слава драматично молчала. Она почти не ела, то и дело бросая в сторону мужа недовольные взоры, ибо фон Ремберг явно намеревался совершенно измучить ее своим присутствием в ее жизни.

Во время продолжительной трапезы Кристиан настойчиво следил за каждым ее действием. Изредка она поднимала на него глаза, как будто желая удостовериться, что он смотрит на нее. В эти моменты взгляд Кристиана напрягался, а его лицо становилось мрачнее. Прелести девушки, ее юность и чистота сейчас невероятно притягивали его. Золотистая густая коса-корона, опоясывающая высокий лоб, была до того блестящая, что Кристиан то и дело задумывался о том, как выглядят ее волосы распущенными. Он с интересом изучал мимику ее хорошенького юного лица и плавные движения тонких нежных плеч, которые виднелись в неглубоком вырезе платья, то и дело проводя взором по чуть выступающей из корсажа высокой груди. Неожиданно молодого человека посетила мысль о том, какие чулки надеты на девушке под платьем. Голубые, белые или темные? Эти мысли лихорадочно поскакали в его воображении дальше, и в какой-то момент Кристиан осек себя, понимая, что уподобляется какому-то примитивному соблазнителю, который только и думает о женских прелестях.

Лицо Славы постоянно выражало ту или иную эмоцию. Он видел, что в сей миг она рассержена. В его ушах до сих пор стояла последняя ее фраза, сказанная в кабинете поутру. Фон Ремберг до сих пор был восхищен тем, что она не побоялась с достоинством ответить ему и покинула кабинет, когда он попытался оскорбить. Да и теперь при входе в столовую она так умело парировала его вопрос, что фон Ремберг в который раз за прошедшие сутки восхитился ее смелостью и бойцовым нравом.

Отчего-то только сейчас Кристиан начал осознавать одну вещь. Прошлой осенью Слава играла перед ним некую роль — смиренной и ласковой пташки, всеми силами желая, понравиться ему и завоевать расположение. Но в настоящее время, видимо, уже изрядно остыв к нему за все эти долгие месяцы разлуки и взращивая в своем сердце обиду, девушка не хотела играть роль, а была сама собой. Как раз поэтому она нынче постоянно что-то доказывала ему, открыто спорила и совсем не боялась вызвать его гнев. Но именно эти качества, которые она так умело скрывала в себе осенью, сейчас завораживали молодого человека.

И в его душе появилось новое неведомое чувство. Он понял, что хочет укротить эту непокорную прелестную лань, которая, похоже, намеревалась противостоять его приказам. И это было удивительно. Ведь остальные люди, будь то мужчины, а в особенности женщины, боялись его и пытались исполнить все его повеления, даже не прекословя. А эта юная пташка храбрилась. Не похожая на других, она была уникальна, раз собиралась противостоять ему. Ему, фон Рембергу! Самому суровому, жесткому и опасному служителю Повелителя Тьмы. Он знал — ей не справиться с ним. Но ее искреннее желание и вера в то, что ей удастся противостоять ему, завораживали Кристиана настолько, что он готов был дать ей шанс на это ее противостояние.

Фон Ремберг попытался завязать разговор. Но Слава явно была не расположена к беседе и отвечала односложно. Разговор не клеился.

— И часто вы вместе с Григорием Ивановичем трапезничаете на кухне? — спросил Кристиан.

— Иногда.

— Людвиг доложил мне, что вы постоянно помогаете Матильде.

— Да, бывает.

— Насколько я помню, сударыня, я запретил вам общаться со слугами и уж тем более выполнять работу прислуги.

Слава обратила на него непокорный взор и твердо ответила:

— Сударь, ваши запреты прямо умиляют меня. Я взрослый человек и сама могу решить с кем и когда мне общаться, со слугами или нет. И если вы думаете, что общение с Матильдой может навредить мне, это лишь ваши заблуждения, которые я прошу оставить при себе.